Ожерелье для дьявола

— Вот он, — пробормотал Жиль сквозь зубы. — Посмотрим, куда он направится.

От всего сердца он надеялся, что ехать не слишком далеко, поскольку начала сказываться усталость, тяжело давившая на плечи, хоть и привыкшие к трудным задачам. Решительно, жизнь в цивилизованных странах, и в особенности в Париже, была более изнурительна, чем долгие переходы на вольном воздухе и даже чем жизнь воина. Когда же он завидел впереди широкую ленту Сены, то понял, что еще не скоро уляжется в постель.

Какая-то сила, кроме воли и любопытства, толкала его по следу этого человека. Он испытывал почти физическую потребность узнать больше, приблизиться к этой таинственной личности, которая притягивала его, как магнит притягивает железо.

Переехав Сену, человек проследовал почти по тому же пути кареты, но более быстрым ходом.

Он довел своего преследователя до улицы Святого Людовика. Было уже очень поздно, но два всадника, следовавшие на почтительном расстоянии один от другого, не встретили ни одного патруля. Даже у Гран-Шатле было спокойно и тихо, как будто все часовые спали. Гроза еще не разразилась.

Она бродила где-то вокруг Парижа, проявляясь глухими раскатами грома и короткими вспышками молний. Никто не хотел находиться на улицах в такое время, даже разбойники.

Нападение было внезапным. Когда всадник замедлил ход, поднимаясь на холм около почтенного вида особняка, из боковой двери выскочили пять или шесть человек и бросились на него.

Один устремился к лошади, а другие повисли на всаднике, и тот сразу упал вниз. Отдаленный фонарь дал возможность Жилю ничего не упустить из виду.

Он пустил галопом Мерлина, вздыбил его и обрушился на разбойников с выхваченной шпагой.

Дважды лезвие вонзалось в человеческую плоть, третий, оглушенный копытами, валялся у стены.

Неизвестный с удивительной ловкостью для полного человека поднялся, выхватил шпагу и начал храбро отбиваться от двух бандитов. Спрыгнув на землю, Жиль подбежал, принял на себя одного из них, с удивлением обнаружив, что злоумышленник был в маске, как, впрочем, и все остальные.

— Вы ранены, сударь? — спросил он, отбивая удары.

— Нет, немного ушибся, но…

Конец фразы потонул в оглушительном ударе грома. В ту же секунду гроза разразилась. Хляби небесные разверзлись, и водяная лавина обрушилась на землю, сначала вздымая пыль, а затем превращая ее в непролазную грязь. Раненный в плечо злоумышленник Турнемина предпочел на этом закончить и постыдно бежал. Противник незнакомца тоже предпочел улизнуть. Жиль спокойно вытер шпагу, вложил ее в ножны.

— Я вам обязан жизнью, — сказал незнакомец на хорошем французском языке, но с явным итальянским акцентом, — и вы мне оказали большую услугу, но почему же вы меня преследуете?

В темноте не видно было, как Жиль покраснел.

— Как вы это узнали, я же находился довольно далеко?

— Мне вовсе не нужно было вас ни видеть, ни слышать, чтобы понять это. На улицах не было ни души. Не окажете ли честь выпить бокал вина с тем, кого вы спасли? Я живу в этом доме, — сказал он, указывая на высокую боковую дверь, за которой и скрывались нападавшие. — Нам трудно будет разговаривать всухую.

— Охотно. Я приму приют гораздо охотнее, чем бокал, тем более что лошадь нуждается в отдыхе больше, нежели я сам.

— Тогда входите!

Незнакомец позвонил в висевший над дверью колокол, тотчас тяжелая дверь открылась. Показался широкий двор, слабо освещенный двумя фонарями, гигантский силуэт привратника, к которому незнакомец обратился на совершенно непонятном языке. Тот молча кивнул головой и увел лошадей в глубь двора. Незнакомец же повел Жиля в дом. Они вошли в просторную библиотеку, обитую светлым дубом. Несмотря на предгрозовую духоту, там горел камин, отделанный серым мрамором, источая аромат каких-то экзотических растений. Он давал больше запаха, нежели тепла. Благодаря большим шелковым занавесям, обширная комната создавала впечатление комфорта и интимности.

Незнакомец снял свою черную забрызганную грязью накидку и насквозь промокшую шляпу.

Он был не очень высокого роста, но крепко и хорошо сложен. Искусство портного сумело скрыть легкую полноту. Он был одет в восхитительный шелковый костюм красного цвета, шелковые же, но черные, штаны и чулки. Высокий умный лоб скрашивал резкое выражение лица, которое Жиль подметил еще у дома графини де Ла Мотт. Приятно очерченный рот приоткрывал белые зубы, а черный сверкающий взгляд излучал незабываемое очарование.

— Сядьте поближе к огню, — сказал он, указывая на большое кресло, покрытое ковром. — Вы у себя дома даже больше, чем я сам. Этот дом принадлежит одному из моих друзей графу Оссолинскому. Он просто оказывает мне гостеприимство во время моих приездов в Париж. Я вижу, что вы принадлежите к королевскому дому и что вы один из тех, кто отличился во время славной американской революции. Я думаю, что вы из провинции, конечно же бретонец, что в Париже вы еще недолго, что вы холостяк, влюбленный и что вы очень устали. Итак, садитесь, сделайте милость, скажите ваше имя. Я могу угадывать многое, но не это.