Читаем Ожерелье для моей Серминаз полностью

Если же дядю спросят, не родственником ли ему доводится виртуоз игры на чугуре, высекающий из четырех тонких струн задорные мелодии тысячи ущелий и тысячи вершин, ныне здравствующий Абу-Самад из Мугры, дядя, не моргнув глазом, ответит: «Мы с отцом Абу-Самада, Ибрагим-Халилом, двоюродные братья, а Батырай, певец из певцов, да не померкнет слава его, покуда есть жизнь, был ближайшим кунаком моего отца...»

Впрочем, я чувствую, что мы несколько отвлеклись, но ведь и сам я принадлежу к тому же генеалогическому древу, и потому, должен сказать, мне даже приятно слышать рассказы дяди о наших великих, хотя и дальних родственниках.

Как ни странно, я всегда убеждался в мудрости дядиных слов о том, что ничто не бывает без начала и все начинается с дороги. Даже мое рождение совпало с дорогой. Моя мать — да не погаснет никогда огонь в ее очаге! — родила меня в дороге, когда возвращалась в родной аул, проводив на войну своего молодого мужа, моего отца. Правда, ни она, ни мой дядя — брат моего отца — никогда мне об этом не говорили, но языки словоохотливых соседок любого достанут! Недаром говорят, что хоть язык без костей, а кость перешибает.

Отца я видел только на единственной фотографии, которую прислал он с фронта незадолго до своей гибели. Не было у него ни медалей, ни орденов, но я считаю его героем, да и дядя рассказывает о нем как о храбром человеке. Когда вражья пуля оборвала его песню, ему было чуть больше лет, чем мне сейчас, и все говорят, что я очень на него похож.

Но ведь мы говорим о дороге... Позвольте же мне вернуться туда, откуда эта дорога начинается...

2

Однажды на гудекане...

Прошу прощения, раз мы вспомнили здесь о гудекане, то я должен рассказать сначала, что такое гудекан. Уверен, что многие из вас знают все о гудекане, но многие и не знают. Я бы мог, конечно, легко отделаться от подробностей, посоветовав, чтобы те, кто знает, рассказали тем, кто не знает, но тогда бы вы все отвернулись от меня, а я люблю, когда люди смотрят мне в лицо и внимательно слушают, тем более что я стремлюсь в каждой вещи увидеть то, чего еще никто не видел, и обо всем рассказать по-своему. А о том, как появилось у меня такое желание, вы узнаете позже. «Не все сразу на поднос!» — говорит самый древний старожил нашего аула, почтенный Хасбулат, сын Алибулата из рода Темирбулата.

Много аулов в моих горах, и все они издали похожи на пчелиные соты. Одни волнисто низвергаются с крутых каменных склонов, радуя глаз светло-голубыми, оранжевыми и синими фасадами; другие гнездятся на неуютных, но живописных вершинах или просто на выступах скал, выше, чем летают орлы; третьи прячутся, утопая в зелени, на берегах ревущих в теснинах рек. Можете обойти их пешком, объехать на выносливом аргамаке, исколесить на машине, облетать на вертолете — нигде вы не сыщете аула, в котором не было бы гудекана, и не найдете гудекана, к которому не собирались бы почтенные люди скоротать время. Обычно это место на главной площади аула, где с незапамятных времен уложены гладкие камни, на которых удобно сидеть, опершись спиной о памятники славным предкам. И едва к вечеру соберутся на гудекане первые завсегдатаи, как начинается обмен новостями, и воспоминаниями, и мудрыми размышлениями о прошлом, о настоящем, о будущем...

Этот достойный похвалы обычай существует в моих горах со времен наших предков, албанцев-каменотесов, об искусном мастерстве которых и сегодня можно судить по крепости Дербент, что значит «Железные ворота», и по Шам-Шахару, что означает «Город свечей».

Камни гудекана священнее, чем недоступный взорам горцев черный камень Каабы. Никогда не бывает скучно на гудекане. Даже в самую стужу здесь тепло, светло, и от этого легко на душе. Только здесь и могла родиться поговорка: «И черный день на людях — праздник». Да, делить с людьми и радость и горе — вот священный обычай гудекана. И где еще так радостно ласкают слух тонкие мелодии чугура из тутового дерева? Где так призывно звучат барабаны, обтянутые нежной телячьей кожей? Где перемелют и просеют все события, происшедшие в мире? Где рождается острая, как перец, и жгучая, как крапива, насмешка и шутка? Где звучит задорная и смелая песня? Все это происходит на гудекане и отсюда разносится по всем долам и горам.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Год Дракона
Год Дракона

«Год Дракона» Вадима Давыдова – интригующий сплав политического памфлета с элементами фантастики и детектива, и любовного романа, не оставляющий никого равнодушным. Гневные инвективы героев и автора способны вызвать нешуточные споры и спровоцировать все мыслимые обвинения, кроме одного – обвинения в неискренности. Очередная «альтернатива»? Нет, не только! Обнаженный нерв повествования, страстные диалоги и стремительно разворачивающаяся развязка со счастливым – или почти счастливым – финалом не дадут скучать, заставят ненавидеть – и любить. Да-да, вы не ослышались. «Год Дракона» – книга о Любви. А Любовь, если она настоящая, всегда похожа на Сказку.

Андрей Грязнов , Вадим Давыдов , Валентина Михайловна Пахомова , Ли Леви , Мария Нил , Юлия Радошкевич

Фантастика / Детективы / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Научная Фантастика / Современная проза
Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное