Ожерелье голубки

- Испеченный вами из пшеничной муки Бог простит меня, – ответил альбигоец. – Но оставим ваше причастие. Это каннибальское суеверие при всех его мерзостях, прежде всего, – насмешливая проделка плута для глупцов. По-другому обстоит дело с исповедью. Подобно тому, чем догмы являются для разума, исповедь – темница для всего человека. До самых тайных уголков его души добираются исповедники, они заглядывают ему под одеяло и подчиняют свободную личность себе – от имени Христа, вколачивая ему при этом в голову, что он-де погряз в трясине порока. Существует, мол, только один путь исцеления, и его держит в руках ваша церковь – единственное, что может спасти грешника. Грехи – вот фундамент вашей силы. Чем больше грехов вам поведают ваши овцы, тем крепче ваша хватка на их горле. Но как это достигается? Люди нечасто воруют и убивают. Требуется представить в самом черном свете самое сильное желание человека. Сексуальность – самый любимый грех у церкви. Потому что, согласно Августину, уже сосунок совращен сексуальными желаниями, и все человечество попадает к черту. Поэтому кастрируют жеребцов и быков, чтобы те послушно тянули телеги. Точно так же люди достигают полного послушания. Они должны подавлять свое влечение к противоположному полу.

- Тебе вырвут яйца и язык калеными щипцами в день Страшного суда, – сказал римлянин.

- Это сделает сатана. Ты богохульствуешь устами олицетворенного Антихриста. Проваливай к дьяволу! Usque ad finem!

* * *

После двух дней вынужденной стоянки их разбудил среди ночи ураганный шквал. С зарифленными парусами, взлетая на высоких волнах, они увидели, наконец, в ночь на святого Михаила огни маяков Александрии. Около полудня они бросили поржавевший якорь в большой акватории порта напротив мыловарни. Слуги султана прибыли на борт. В знак принадлежности к

государственной власти они носили тюрбаны и кривые мечи. Они оценили груз, записали имена путешественников и названия стран, откуда те родом. Каждого спросили, что за товары и деньги он привез с собой, чтобы затем высчитать закат – налог милости.

Для торговцев из Западной Европы султан Саладин велел построить торговые дома, так называемые фундуки, за высокими стенами которых христиане и евреи чувствовали себя защищенными, почти как дома. В фундуке Александрии для людей и животных имелись кров, собственная пекарня и бойня, склады для грузов и штапельных товаров, подвалы, конторы и лавочки менял. Были даже баня и маленькая часовня, посвященная святой Цецилии. Здесь и только здесь мог найти ночлег купец из Венеции, Нюрнберга или Нарбонны. Свои товары он имел право продавать только в фундуке. Все проходило под строжайшим надзором сенешаля, государственного эксперта по всем ввозимым товарам. Выручка от продажи должна быть полностью обращена в местные товары, арабские приправы, оружие и хлопок, перец, шелк и сандаловое дерево.

Снаружи лишенный окон, фундук производил неприятное впечатление – точно крепость или тюрьма. Ворота из кедрового дерева, обитые бронзовыми гвоздями, закрывали вид на улицу. И как сильно удивился Орландо, когда после долгого стука в дверь его все же пустили! Позади похожего на туннель прохода открылся ярко освещенный внутренний двор, где росли олеандры, лимоны и мирт. Из открытой пасти каменного льва в сверкающую мраморную чашу струилась прохладная вода. Ни один звук не доносился сюда из шумной гавани.

Сим чудным оазисом управлял старый богемец, который потерял левую руку при осаде Аккона. Себя ой называл «Боевым рысаком». Он встретил Орландо как знакомого:

-Добро пожаловать, брат! Рад видеть тебя снова. Твое имя я запамятовал. Память и старость уживаются друг с другом не лучше, чем лед и пламень. Где одно, там не может быть другого. Дай-ка попробую припомнить…

- Адриан, – подсказал Орландо.

- Да, верно. Адриан. Как я мог только забыть! При этом я отлично тебя помню. При прощании ты сказал: «Запомни мое лицо. Я вернусь. Сохрани для меня эти бумаги и не давай никому другому, кроме меня».

-Ты сохранил их? – спросил Орландо.

- Как ты можешь спрашивать?

Старик прихрамывая ушел и, когда он наконец вернулся, то в руках у него было письмо. Орландо узнал печать Адриана. В своей комнате он со всех сторон рассмотрел пергамент, взвесил в руках. Неописуемая робость мешала ему сломать печать. Как говорит четвертая заповедь тамплиеров: «Sensu amisso fit idem, quasi natus non esset omnino». – «Кто боится правды, тот недостоин, быть рожденным».

Наконец он взломал печать и прочел:

Милый брат!