Ожерелье из золотых пчел

– Думаю, да, медоносная! Я слышал, кто-то ходит в твоей комнате. Но сам не заглядывал.

Климена кивнула. Она выбрала таверну именно из-за этого – преданности Линоса, когда-то бывшего поваром у ее отца. И крохотной комнатушки, имевшей два выхода. Никто не должен знать, с кем она встречается. Особенно теперь.

Непонятные дела стали твориться на соседнем острове Тира, где стоит весь их флот. Моряки рассказывают странное. То рыба в море всплывает кверху брюхом, то деревья на горе вспыхивают сами собой, то мертвые птицы падают с неба, а воздух воняет. Пошли разговоры, все это из-за того, что в городе флотоводцев молятся Богине-матери, а не богу моря Посейдону.

Кто-то на Тире мутит народ. И сейчас она узнает кто.

Климена прошла мимо сладостно обгладывающего кость Линоса в коридорчик, толкнула в самом его конце дверь. Капитан одного из судов с Тиры, пылкий ее поклонник и давний информатор, всегда приходил заранее.

Климена шагнула внутрь.

Он действительно был уже здесь. Молодой буйнокудрый красавец из Тиры сидел в центре комнатки за круглым столом. И из его перерезанного горла все еще текла кровь, собираясь на полу в густую алую лужу.

Капитана убили несколько минут назад. Климена кинулась ко второй двери, выскочила: улица была пуста. Только мальчишки все так же кидали в квадраты камешки. Что-то царапнуло ее сознание, но вдумываться в мимолетное ощущение было некогда.

Бежать, искать убийцу? В здешних каморках-сотах его не найти. А может, это Линос?

Климена вспомнила его безмятежно жующее лицо. Нет, он отличный повар, но совсем не актер.

Климена вернулась в комнату, подошла к убитому, наклонилась к валявшемуся у стула кожаному, заляпанному кровью мешку. Кто-то вывернул его наружу, рассыпав по полу содержимое. Остались гребень, несколько монет… И что это? Климена с удивлением подняла с пола маленькое вареное яйцо какой-то птицы. Зачем оно капитану? В Кноссе достаточно свежей еды.

Климена, сама не зная зачем, зажала его в руке. Пора уходить. Нельзя, чтобы ее здесь видели. И, только подходя ко дворцу, она вспомнила, какую неточность картинки отметили ее глаза, когда она выглянула на улицу.

Играющих мальчишек было уже не четверо, а трое.

Ужин на причале

– Ты поняла? Какое это правильное решение! – говорила Машка с набитым ртом, макая зажаристую корочку хлеба в зеленое оливковое масло.

Мы с ней сидели на набережной Агиос Николаоса в таверне у самого причала с яхтами. Ждали свой заказ: жареных кальмаров и картошку фри. Правда, когда Машка заказывала картошку, официант уставился на нее с изумлением. И даже спросил:

– Может, это лишнее?

Машка аж взвилась:

– Вы что, мой диетолог? Несите что сказано!

– Хорошо, хорошо! – отступил официант. – Раз вы уверены…

Машка была уверена. Мы прилетели на Крит несколько часов назад, ровно за сутки до назначенной в яхт-клубе встречи. Целью раннего прибытия как раз было наесться до отвала перед бесчеловечной пыткой здоровым питанием.

– И осмотреться на предмет мужиков! – наставляла меня Машка.

Ее пугало путешествие с женским экипажем. Все-таки нельзя лишаться всего сразу – и мяса, и мужского внимания. А еще она хотела заранее проинспектировать нашу яхту – мы не дошли до нее совсем немного, пав жертвой вкусных запахов.

Вечернее солнце уже собралось укатываться в море, но задержалось на прощальных поклонах, как престарелая оперная звезда. Но оваций не было. Прогуливающиеся по набережной загорелые мужики, длинноногие девицы в почти невидимых миру шортах, толстые матроны, волокущие с пляжа упирающихся внуков, смотрели не на закат, а в меню ресторанчиков. На острове приближалось святое время ужина.

– Вам с-с-сумочка не нужна? – вдруг обратился к Машке мужик из-за соседнего столика.

Мы повернулись в его сторону. Спортивный загорелый брюнет лет сорока с небольшим, в дорогой красной футболке, с модной небритостью на мужественном лице и странного цвета вишневыми глазами вальяжно развалился на стуле. Я тихонько вздохнула. Это был он. Типичный Машкин контингент. Самоуверенный, ухоженный, умно-циничный хозяин жизни и любимец дам. От таких мужиков будто исходит какое-то особое сияние. Наверное, его излучают спрятанные в портмоне банковские карты.

Единственное, что уравновешивало противную привлекательность незнакомца, – то, что он был в зюзю пьян.

– Ссумочку, говорю, не ххотите взять? – с легкой издевкой повторил он, кивая на лиловый «Гермес», лежащий на соседнем стуле.

– Что, ваша дама сбежала, бросив имущество? – усмехнулась Машка.

– Ккакая дама? Нет у меня никакой ддамы. Я не по этой части! – заплетаясь языком о согласные, продолжал ерничать мужик, уставившись на нее своими нахальными глазами. – А знаете что? Вы ппросто ввозьмите эту сумочку себе!

Машка хмыкнула, а мужик не успокаивался:

– И даже заказ свой не ждите! Быстро берите и уходите! Вдруг там деньги!

– Или наркотики! – не выдержала я.

– Как вы можете! – укоризненно покачал головой незнакомец. – Так обо мне подумать! Да разве наркотики я бы отдал?

– В чем дело? – прозвучал над нами чей-то голос.