– Что вы, сударь, – промолвил Калиостро. – Есть даже французская поговорка, которая гласит, что на обвинение во лжи отвечают пощечиной.
– Вот как? Но меня удивляет одно.
– Что же?
– То, что я не заметил, чтобы ваша рука потянулась к моей щеке. А ведь вы дворянин и знаете французскую поговорку.
– Господь, прежде чем сделать меня дворянином и научить французской поговорке, сотворил меня человеком и внушил мне любить своего ближнего.
– Итак, сударь, вы отказываете мне в удовлетворении со шпагой в руке?
– Я плачу только то, что должен.
– Но тогда, может быть, вы дадите мне удовлетворение другим способом?
– Как?
– Я не стану обращаться с вами хуже, чем благородный человек должен обращаться с любым другим человеком, я лишь потребую, чтобы вы при мне сожгли все лежащие в шкафу газеты.
– А я откажу вам.
– Подумайте.
– Тут и думать нечего.
– Вы принуждаете меня обратиться к тому методу, который я использовал с газетчиком.
– То есть поколотите меня тростью? – рассмеялся Калиостро, но с места не стронулся.
– Вот именно, сударь. Ах, да, вы же позовете своих людей?
– Полноте! К чему мне звать лакеев? Это не имеет к ним касательства: я со своими делами управляюсь сам. Имейте в виду, я сильней вас. Не верите? Уверяю вас. Так что теперь ваш черед подумать. Вы пойдете на меня с тростью? Я схвачу вас за горло и за талию и отшвырну шагов на десять, и так будет столько раз, сколько раз вы нападете на меня.
– Забава английских лордов, иначе говоря, забава грузчиков. Что ж, господин Геркулес, я принимаю ваш вызов.
Филипп, обезумев от ярости, бросился на Калиостро, но тот руками, твердыми, как железо, в один миг схватил его за горло и за поясницу и бросил на кучу подушек, лежавших на софе в углу гостиной.
Совершив этот чудовищный бросок, граф вернулся к камину и встал в той же позе, словно ничего не произошло.
Бледный, кипящий гневом, Филипп вскочил, но в ту же секунду холодный здравый смысл принудил его взять себя в руки и успокоиться.
Приняв гордый вид, он поправил кафтан, манжеты и угрожающим тоном обратился к Калиостро:
– У вас, сударь, и впрямь силы на четверых, но логика ваша не столь сильна, как рука. Посмев обращаться со мной таким образом, вы, очевидно, забыли, что, побежденный, униженный, я становлюсь вашим заклятым врагом и приобретаю право бросить вам: «Граф, возьмите шпагу, или я вас убью!»
Калиостро и бровью не повел.
– Повторяю, возьмите шпагу, или я вас прикончу, – не отступался Филипп.
– Вы даже приблизиться ко мне не успеете, сударь, как я сделаю с вами то же, что и в первый раз, – ответил граф. – Я не дам вам ранить себя, а уж тем паче убить, как Жильбер.
– Жильбер! – вздрогнув, воскликнул Филипп. – Почему вы произнесли это имя?
– К счастью, сейчас у вас нет ружья, а только шпага.
– Сударь, – обратился к графу Филипп, – вы секунду назад произнесли имя…
– Которое отозвалось страшным эхом в вашей памяти?
– Сударь!
– Имя, которое вы надеялись больше никогда не услышать? Ведь когда вы убили бедного мальчика, вы были с ним одни в той пещере на Азорских островах, не так ли?
– Защищайтесь! – вскричал Филипп. – Защищайтесь!
– Если бы вы только знали, – промолвил Калиостро, – как мне легко было бы уложить вас здесь, действуя шпагой.
– Шпагой? Своей шпагой?
– Да, шпагой, если бы я только пожелал.
– Так попробуйте же! Попробуйте!
– Нет, не буду даже пробовать: у меня есть более верное средство.
– Говорю в последний раз, возьмите шпагу или я вас прикончу! – взревел Филипп, бросаясь на графа.
Шпага шевалье находилась самое большее на расстоянии трех дюймов от груди Калиостро, когда тот вынул из кармана флакончик, откупорил его и плеснул содержимое в лицо Филиппу.
Едва жидкость попала на лицо шевалье, как тот покачнулся, выпустил шпагу, повернулся кругом и рухнул на колени, словно ноги уже не держали его; на несколько секунд он полностью утратил сознание.
Калиостро подхватил Филиппа, не дал ему упасть навзничь, сунул шпагу в ножны, посадил молодого человека в кресло и подождал, пока тот не пришел в себя.
– Шевалье, вы уже не в том возрасте, чтобы совершать такие безрассудства, – обратился к нему Калиостро. – Прекратите безумствовать, словно мальчишка, и выслушайте меня.
Филипп встряхнул головой, выпрямился, справился с ужасом, затопившим его мозг, и пролепетал:
– Ах, сударь, сударь, неужто это вы и называете оружием дворянина?
Калиостро пожал плечами.