– Но, государь, как же мне не заблуждаться, слыша все то, что болтают вокруг? Воздух, в котором живем мы, члены царствующего дома, напоен клеветой, да мы и сами пропитаны ею насквозь. Я ведь не утверждал, что верю, я сказал, что мне говорили.
– Вы правы, так оно и есть, но…
– Четверостишие? О, поэты – своеобразные существа, и потом, не лучше ли было бы ответить снисходительной критикой, которая могла быть воспринята как предостережение, чем супить брови? Угрожающие позы в стихах не оскорбляют, это не то что памфлеты, по отношению к которым следовало бы просить ваше величество проявить строгость, памфлеты вроде того, какой я вам сейчас покажу.
– Памфлет!
– Да, государь. И я вынужден решительно настаивать на указе о заключении в Бастилию подлого автора этой гнусной пачкотни.
Король резко встал.
– Ну-ну, посмотрим, – сказал он.
– Государь, я, право, не знаю, должен ли я…
– Обязательно должны. В подобных обстоятельствах нечего церемониться. Памфлет у вас?
– Да, государь.
– Давайте его.
И граф Прованский извлек из кармана экземпляр «Истории Аттенаутны», несчастный пробный оттиск, который вопреки трости Шарни, шпаге Филиппа и камину Калиостро прорвался в свет.
Король принялся просматривать его с быстротой человека, привычного выбирать и читать самые интересные пассажи в книге или газете.
– Гнусность! – воскликнул он. – Гнусность!
– Видите, государь, там утверждается, что моя сестра была на сеансе у Месмера.
– Да, она там была.
– Была? – вскричал граф Прованский.
– С моего позволения.
– О государь!
– И вывод о ее неблагоразумии я делаю вовсе не оттого, что она была у Месмера, так как я позволил ей поехать на Вандомскую площадь.
– Ваше величество не разрешили ей приближаться к ванне и принимать участие в эксперименте…
Король топнул ногой. Граф Прованский произнес эти слова как раз в тот миг, когда Людовик XVI пробегал самый оскорбительный для Марии Антуанетты кусок, то есть рассказ о ее мнимом пароксизме, о судорогах, сладострастных стонах, одним словом, обо всем том, чем у Месмера привлекла к себе внимание м-ль Олива.
– Нет, это невозможно, невозможно, – побледнев, повторял король. – Должна же знать полиция, что там происходило!
Людовик XVI позвонил и приказал:
– Господина де Крона! Найдите мне господина де Крона!
– Государь, сегодня как раз день еженедельного доклада, и господин де Крон ожидает в Эй-де-Беф[92]
.– Пусть войдет.
– Брат, позвольте мне уйти, – фальшивым голосом произнес граф Прованский и сделал вид, будто собирается уходить.
– Останьтесь, – велел Людовик XVI. – Если королева виновата, то что ж, вы – член семьи и можете это знать, но если невиновна, вам тоже должно это стать известно, так как вы подозревали ее.
Вошел де Крон.
Увидев у короля графа Прованского, он первым делом выразил свое глубочайшее почтение двум первым лицам королевства, после чего обратился к монарху:
– Государь, доклад готов.
– Сперва, сударь, объясните, – потребовал король, – каким образом в Париже был опубликован постыдный памфлет, направленный против королевы.
– «Аттенаутна»? – осведомился г-н де Крон.
– Да.
– Государь, его напечатал газетчик, именуемый Рето.
– Как же так? Вы знаете его имя и не воспрепятствовали публикации, а когда памфлет появился, не арестовали его?
– Государь, нет ничего проще, чем арестовать этого газетчика, и я даже принес в портфеле подготовленный приказ о взятии его под стражу.
– Так почему же он до сих пор не арестован?
Г-н де Крон взглянул на графа Прованского.
– Ваше величество, я прошу позволения откланяться, – помедлив, произнес тот.
– Нет, нет, – ответил король, – я велел вам остаться, так что оставайтесь.
Граф Прованский поклонился.
– Говорите, господин де Крон, открыто, без недомолвок и, главное, ясно.
– Так вот, я не отдал приказ об аресте газетчика Рето, – сообщил начальник полиции, – потому что, прежде чем это сделать, мне необходимо было объясниться с вашим величеством.
– Да, пожалуйста.
– Государь, а может быть, дать этому газетчику мешок денег и услать его куда-нибудь подальше, чтобы он там повесился?
– Почему?
– Потому что, государь, когда эти негодяи пишут ложь и это доказано, публика с огромным удовольствием любуется тем, как их бьют плетьми, обрезают им уши и даже вешают, но когда, к несчастью, они натыкаются на правду…
– На правду?
Г-н де Крон склонился в поклоне.
– Да, я знаю. Королева действительно ездила к Месмеру. К несчастью, как вы сказали, она там была, но это я ей позволил.
– О государь! – пробормотал г-н де Крон.
Это восклицание почтительного подданного поразило короля куда сильней, чем такое же восклицание завистливого брата.
– Надеюсь, королева этим не погубила свою репутацию?
– Нет, государь, но она скомпрометирована.
– Господин де Крон, а что вам доложила ваша полиция?
– Много всякого, государь, и невзирая на почтение к вашему величеству, невзирая на самое почтительное преклонение перед королевой, я вынужден сказать, что мои сведения подтверждают некоторые подробности этого памфлета.
– Вы сказали, подтверждают?