Ожерелье королевы

Эти слова обрушились, как зловещий град, на Олива́, для которой жесты и поклоны соседки стали приятным развлечением.

Не заводить знакомств с соседями — значит повернуться спиной к этой прелестной женщине с такими сияющими и ласковыми глазами, с обольстительными движениями, значило отказаться от разговоров телеграфическими знаками о погоде, это значило порвать связь с подругой. Ибо воображение Олива́ работало с такой быстротой, что Жанна была уже для нее интересным и дорогим существом.

Лукавая особа отвечала своему покровителю, что ни за что не решится ослушаться его и не заведет никаких знакомств со своими соседями. Но как только он ушел, она устроилась на балконе таким образом, чтобы привлечь внимание соседки.

А та, надо думать, была очень довольна этим, так как на первые же сделанные ей авансы отвечала поклонами и воздушными поцелуями.

Олива́ не оставалась в долгу по части любезностей; она заметила, что незнакомка теперь почти не отходит от окна, никогда не забывает попрощаться, уходя из дому, и поздороваться при возвращении, точно ее сердечная нежность сосредоточилась исключительно на балконе Олива́.

Подобное положение вещей должно было вскоре повлечь за собой попытку сближения.

И вот что случилось.

Калиостро, навестив через два дня Олива́, с неудовольствием сообщил ей о том, что в дом приходила какая-то незнакомая дама.

— Как так? — спросила Олива́, слегка краснея.

— Да, — ответил граф, — приходила весьма красивая, молодая, изящная дама и вступила в разговор с лакеем, отворившим дверь после ее усиленных звонков. Она спросила, кто та молодая особа, что живет на четвертом этаже, в надстройке, — то есть в вашем помещении, милая моя. Эта дама говорила несомненно про вас. Она хотела вас видеть, значит, она вас знает; значит, она имеет на вас виды… Выходит, ваше убежище открыто? Берегитесь, в числе полицейских сыщиков есть и женщины, а не одни мужчины. И я предупреждаю, что не смогу отказать господину де Крону, если он потребует, чтобы я выдал ему вас.

Вместо того чтобы испугаться, Олива́, сразу узнав по описанию свою соседку, почувствовала к ней бесконечную благодарность за сделанный ею первый шаг, но твердо решившись отблагодарить ее за это, как только будет возможность, сочла за лучшее утаить все это от графа.

— Вы не боитесь? — спросил Калиостро.

— Никто меня не видел, — возразила Николь.

— Так разве не вас хотела видеть эта дама?

— Думаю, что не меня.

— Однако, догадаться, что в этой надстройке живет женщина… Ах, берегитесь, берегитесь!

— Но, господин граф, — сказала Олива́, — чего же мне бояться? Если меня видели, чего я не думаю, то больше не увидят, а если б кто и увидел меня снова, то это было бы только издали, так как в дом ведь проникнуть нельзя?

— Нельзя, это верно, — ответил граф, — разве перелезть через ограду, что нелегко, или открыть калитку таким ключом, как у меня, что также нелегко, так как я с ним не расстаюсь…

С этими словами он показал Олива́ ключ, с помощью которого входил через калитку.

— А так как мне нет расчета вас губить, — продолжал он, — то я не одолжу ключа никому… И так как вам нет никакой выгоды попасть в руки господина де Крона, то вы не допустите, чтобы кто-нибудь перелезал через ограду. Словом, дитя мое, вы предупреждены; поступайте как найдете нужным.

Олива́ рассыпалась во всевозможных уверениях и постаралась поскорее освободиться от графа, да и он со своей стороны не слишком настаивал на том, чтобы остаться.

На другое утро, с шести часов утра, она уже была на своем балконе, с наслаждением вдыхая чистый воздух, доносившийся с соседних холмов, и не сводя внимательного взгляда с запертых окон своей приветливой подруги.

А та, обыкновенно просыпавшаяся не раньше одиннадцати часов, показалась в окне, как только появилась Олива́. Можно было подумать, что она стояла за спущенными занавесками, ожидая только минуты, когда можно будет показаться.

Женщины обменялись поклонами; Жанна, высунувшись из окна, посмотрела по сторонам, не может ли кто-нибудь их подслушать. Кругом было безлюдно. Не только на улице, но и в окнах домов не видно было ни души.

Тогда она приложила обе руки ко рту, сложив их в виде рупора, и громко и отчетливо, хотя и не усиливая голоса до крика, сказала Олива́:

— Я хотела навестить вас, сударыня.

— Тише, — промолвила Олива́, испуганно отступая назад, и при этом приложила палец к губам.

Жанна в свою очередь, отскочила в глубь комнаты и спряталась за занавески, решив, что появился какой-нибудь нескромный свидетель, но почти тотчас же появилась снова, успокоенная улыбкою Николь.

— Так вас нельзя видеть? — начала она снова.

— Увы! — жестом отвечала Олива́.

— Подождите, — возразила Жанна. — А можно ли вам писать?

— О нет! — воскликнула Олива́ с испугом.

Жанна несколько минут что-то соображала, Олива́ послала ей очаровательный поцелуй и получила два ответных поцелуя от Жанны, которая, закрыв свое окно, вскоре вышла из дому.

Олива́ решила про себя, что подруга ее, наверное, придумала какой-нибудь новый способ общения: ее прощальный взгляд ясно говорил об этом.