Ожерелье королевы

— Сударь, — сказала Жанна, подавляя невольное чувство страха, заставлявшее ее вздрагивать, — что мы тут оба делаем? Где господин Дуайо, которого, по вашим словам, я должна была видеть?

Тюремщик ничего не ответил; он обернулся, точно желая убедиться, хорошо ли заперта дверь, через которую они вошли.

Жанна с ужасом следила за его движениями, подумав, что ей, подобно героиням черных романов того времени, приходится иметь дело с одним из тех тюремщиков, которые по-дикарски влюбляются в своих пленниц и в ту минуту, когда добыча должна ускользнуть от них через открытую дверь клетки, становятся тиранами прекрасной узницы и предлагают ей свою любовь в обмен на свободу.

Жанна была сильна, не боялась неожиданностей и вовсе не обладала душевным целомудрием. Ее воображение успешно справлялось с причудливыми софизмами господ Кребийона-сына и Луве. Она подошла вплотную к тюремщику, глаза ее смеялись.

— Друг мой, — спросила она, — чего вы от меня хотите? Вам надо что-нибудь сказать мне? Время дорого для заключенной, когда она близка к свободе. Вы выбрали, по-видимому, очень мрачное место, чтобы говорить со мною?

Человек с ключами ничего ей не ответил, потому что не понимал ее слов. Он сел у низкого очага и стал ждать.

— Но, — сказала Жанна, — что мы тут делаем, спрашиваю вас еще раз?

Она испугалась, не с сумасшедшим ли ей приходится иметь дело.

— Мы ждем метра Дуайо, — ответил тюремщик.

Жанна покачала головой.

— Сознайтесь, — сказала она, — что метр Дуайо, если он намерен сообщить мне содержание писем из Версаля, выбрал плохое время и место для беседы… Не может быть, чтобы метр Дуайо заставил меня ждать здесь. Тут что-то другое.

Она еще не договорила, как прямо перед ней открылась не замеченная ею раньше дверь.

Это была одна из тех округленных, похожих на крышку люка дверей, монументальных сооружений из дерева и железа, которые, открываясь, очерчивают в скрываемой ими глубине нечто вроде кабалистического круга, в центре которого люди или пейзаж живут как бы благодаря волшебству.

И в самом деле, за этой дверью были ступени, уходившие в какой-то коридор, плохо освещенный, но полный воздуха и прохлады; а за этим коридором на одно мгновение, краткое, как вспышка молнии, Жанна, поднявшись на цыпочки, увидела пространство, похожее на площадь, и на нем толпу мужчин и женщин.

Но, повторяем, это видение мелькнуло перед Жанной на краткий миг; она даже не успела дать себе отчета в увиденном.

Гораздо ближе к ней, чем была эта площадь, появилось трое людей, поднимавшихся на последнюю ступеньку.

За этими людьми, наверно, на нижних ступеньках, виднелись четыре штыка, отточенных и светлых, точно четыре грозные свечи, предназначавшиеся для освещения этой картины.

Но тут круглая дверь снова закрылась. Только эти трое людей вошли в камеру, где находилась Жанна.

Она переходила от изумления к изумлению, или, вернее, от тревоги к ужасу.

Надеясь найти защиту от этих неизвестных людей, она подошла к тюремщику, которого за минуту до этого боялась.

Тюремщик тесно прижался к стене камеры, показывая этим движением, что хочет и должен оставаться безучастным зрителем того, что должно произойти.

Жанну окликнули раньше, чем у нее явилась мысль произнести хоть слово.

Первым заговорил самый молодой из мужчин. Он был одет во все черное; на голове его была шляпа, в руке он держал бумагу, свернутую в виде древнего скитала.

Остальные двое неизвестных, следуя примеру тюремщика, прятались от взоров в самой темной части камеры.

— Сударыня, — сказал неизвестный, — вы Жанна де Сен-Реми де Валуа, супруга Мари Антуана Никола, графа де Ламотт?

— Да, сударь, — отвечала Жанна.

— Вы родились в Фонтете, двадцать второго июля тысяча семьсот пятьдесят шестого года?

— Да, сударь.

— Вы живете в Париже на улице Сен-Клод?

— Да, сударь… Но для чего вы предлагаете мне эти вопросы?

— Весьма сожалею, сударыня, что вы меня не узнаёте… Я имею честь быть секретарем суда.

— Я вас узнаю.

— В таком случае, сударыня, я могу исполнить свои обязанности в качестве должностного лица, каковым вы признали меня?

— Одну минуту, сударь. Скажите, пожалуйста, чего требуют в данном случае от вас ваши служебные обязанности?

— Чтобы я ознакомил вас, сударыня, с приговором, вынесенным вам на заседании тридцать первого мая тысяча семьсот восемьдесят шестого года.

Жанна вздрогнула и обвела всех тревожным и недоверчивым взглядом. Мы намеренно ставим на втором месте слово «недоверчивым», так как во взоре Жанны было меньше недоверия, чем ужаса. Жанна содрогнулась от безотчетной тревоги; ее горящие глаза настороженно всматривались в сумрак камеры.

— Вы секретарь Бретон, — сказала она, — но кто эти два господина, сопровождающие вас?

Секретарь хотел ответить, но тюремщик, не дав ему заговорить, бросился к нему и шепнул на ухо слова, дышавшие испугом и красноречивым состраданием:

— Не говорите ей!