Озорные призраки

Сделав страшную рожу, Мазур прижал палец к губам, потом принялся отчаянно жестикулировать, показывая на шкаф, на уши. Лаврик моментально замолчал, не проявив особенного удивления, – собственно, просто-напросто закончил фразу, а больше ничего не сказал, так что неизвестный слухач не смог бы заподозрить ничего. Пробежав на цыпочках к окну, Мазур принес табуретку, утвердил на том же месте у шкафа и многозначительно показал пальцем.

Напарник живенько, не производя ни малейшего шума, взмыл на табурет, вытянув шею, как Мазур давеча, посветил себе зажигалкой. Слез. К некоторому разочарованию Мазура, лицо Лаврика не стало ни азартным, ни озабоченным, скорее уж он выглядел скучающим.

Отнеся табуретку назад, Лаврик вновь уселся в кресло, вытянул ноги, пустил к потолку идеальное кольцо дыма и сказал с самым беззаботным видом:

– Мне тут на лестнице попалась эта американская кукла. Все же приятное создание. Дикки, признавайся, шельмец, – успел ей ножки раздвинуть? Я тебя, ходока этакого, сто лет знаю, ты б за три дня успел десяток таких приложить на простынку. Ну, не скромничай. Что-то рожа у тебя больно ханжеская… Угадал?

Он яростно жестикулировал, делал гримасы. Довольно быстро подумав, что угадал смысл этой отчаянной мимики, Мазур сказал осторожно:

– Ну, если по совести…

Лаврик, оскалясь, одобрительно закивал, делая поощрительные жесты. Мазур, приободрившись оттого, что понял его совершенно правильно, уверенно продолжал:

– Ну, между нами говоря, Сид, я ее в первый же вечер разложил. Благо не сопротивлялась ни черта. Эта паршивка, дураку ясно, сюда приехала как следует потрахаться посреди экзотики.

– Я ж вижу по твоей физиономии… – сказал Лаврик, скалясь и делая те же поощряющие жесты. – Расскажи-ка старому приятелю…

Ухмыляясь, Мазур начал повествование. Понемногу увлекся – к тому же Лаврик, как дирижер, требовательно помахивал указательными пальцами, требуя нагнетать и усугублять. Вот Мазур и старался. Он терпеть не мог в обычной жизни детально повествовать о победах над женским полом и уж тем более лихо врать подобным образом, но тут случай был особый, и он старался, ориентируясь главным образом на виденные во время пребывания на растленном Западе порнофильмы.

Неплохо получалось, судя по блаженной физиономии Лаврика. В смачном рассказе Мазура очаровательная Гвен предстала укрывшейся за ангельской внешностью законченной шлюхой. Она чуть ли не изнасиловала согласно порочной натуре своей незатейливого австралийского морячка, она первая предлагала всевозможные извращения и экзотические позы, каковые пользовала с большим знанием дела.

– И денег не взяла? – поинтересовался Лаврик, когда Мазур устал и остановился передохнуть.

– Ни пенни.

– Везет тебе, как всегда, – сказал Лаврик. – И опытная шлюха попалась, и не потасканный вид, и совершенно бесплатно. Ты, Дикки, в своем репертуаре…

– Сам не знаю, отчего у меня с ними так лихо получается, – скромно сказал Мазур.

– А это все оттого…

Лаврик, прислушивавшийся к чему-то в коридоре, вдруг вскочил и прямо-таки вывалился из комнаты, увлекая за собой Мазура – аккурат так, что они нос к носу столкнулись с Гвен, направлявшейся к лестнице.

В первый миг она прямо-таки стегнула Мазура взглядом – злым, ненавидящим, накаленным. Не взгляд, а лазерный луч. Именно так и следовало смотреть невинной жертве похабной похвальбы, сроду не вытворявшей с соседом-хамом того, что он ей приписывал.

Но она тут же справилась с собой со свойственным женщинам мастерством. Улыбнулась как ни в чем не бывало:

– Привет, Сид. Уходите?

– Ага, – сказал Лаврик. – Замаячил тут на горизонте перспективный работодатель, вот и мчимся…

– Удачи, ребята! – совершенно спокойным голосом пожелала она им вслед.

Едва они втиснулись в машинешку Лаврика, тот спросил:

– Видел глазенки? Испепелить хотела…

– Не слепой, – сказал Мазур. – Значит, это она…

– Кто же еще? Тут и к гадалке не ходи… Узун-кулак, как выражаются в Средней Азии. А по-нашему – классическая подслушка.

– С-стерва, – сказал Мазур с чувством.

– Ну, зачем так уж сразу… – великодушно сказал Лаврик. – Просто работа у девочки такая, дело житейское… А как тебе насчет странностей?

– Это которых?

– Значит, ты их не просек?

– Не просек я никаких странностей, – сказал Мазур чистейшую правду. – Не учен, извини…

– Ну так учись, пока я жив, – сказал Лаврик серьезно. – Что до меня, то я тут усматриваю ровнехонько две странности. Первая – сам микрофон. Невероятная музейная рухлядь, оскорбляющая мои эстетические чувства. Даже если учесть, что не всем по карману всевозможный супер… Все равно, для мало-мальски серьезной конторы это не просто вчерашний день – архаика, невозможная древность…

– И для здешней?

– Пожалуй, и для здешней тоже, – уверенно сказал Лаврик. – Точно тебе говорю. Местных как-никак англичане натаскивали. Даже для них чересчур убого… Второе. Девочка наша – откровенная непрофессионалка. Услышанное ее привело в неподдельную и искреннюю ярость, сам видел. Очень непрофессионально. Полное впечатление, что нет у нее должного опыта.