P.S. I Hate You

Застонав, я придвигаюсь ближе – но только потому, что в ее словах есть смысл.

– Вот, так лучше?

– Ш-ш-ш. – Она машет на меня рукой, потому что серия уже началась. – Хватит болтать, мы же смотрим кино.

Ее взгляд устремлен на экран, и я испытываю гордость от осознания, что выбрал чертовски крутой сериал для просмотра.

Откинувшись на спинку дивана, я скрещиваю ноги и краем глаза наблюдаю за Марицей. Она полностью увлечена просмотром, и мне это нравится.

Когда заканчивается первая серия, она даже не прикасается к пульту, позволяя следующей серии запуститься автоматически.

– Полагаю, этот дурацкий сериал вполне сойдет, – говорит она, наклоняясь вперед и поправляя ледяной компресс на лодыжке. На секунду она приподнимает его, чтобы проверить, как там опухоль, но та даже не думает спадать.

– Я совершенно уверен, что ты сейчас нарушила правило номер два.

– Я совершенно уверена, что ты нарушил правило номер один, – отзывается она, и завеса темных волос скрывает ее прекрасное лицо, когда она поворачивается ко мне.

– О чем ты говоришь?

– То, что ты сделал для меня сегодня, было очень мило. Почти романтично – во всяком случае, по книжным стандартам. Нес меня вниз по тропе, отвез домой, заботишься обо мне.

Я фыркаю.

– Это не романтика. Это называется «нормальное человеческое отношение».

Облизнув губы, она убирает волосы за ухо.

– Отлично. Возможно, я придаю этому слишком большое значение.

– Определенно. Ты определенно придаешь этому слишком большое значение.

Когда я увидел, что она пострадала, это было инстинктивным порывом – помочь ей. Может быть, я регулярно делаю то же самое для своих товарищей-солдат, но поверьте мне: я никогда не делал ничего подобного для какой-то случайной девушки, которую я едва знаю.

Потянувшись за пультом, она ставит серию на паузу и делает глубокий вдох.

– Могу я просто сказать кое-что? – спрашивает она. – Мне кажется, нужно прояснить один большой вопрос.

Я поднимаю брови, понятия не имея, к чему она клонит.

– Ладно. Проясняй.

– Ты постоянно посматриваешь на меня, – говорит она. – Ты думаешь, будто я этого не вижу, но я вижу. И ты всегда смотришь на меня так, словно хочешь меня съесть. Мне кажется, ты и сам этого не осознаешь. А может быть, и осознаешь. Может быть, ты делаешь это намеренно, потому что считаешь, что тебя на этом не поймают. Я не знаю.

Сжав губы, я смотрю на замерший кадр на экране.

Твою мать.

– Мне просто… кажется, что если бы ситуация была другой… если бы тебе не нужно было уезжать… мне кажется… – Она умолкает и делает еще один вдох. – Мне кажется, между нами есть некая химия. По сути, так. Именно это я и пытаюсь сказать. И чем дольше мы игнорируем и отрицаем ее, тем сильнее она делается. Так что если мы просто примем ее, поцелуемся, или потрахаемся, или что там нам неизбежно предстоит сделать к концу этой недели, я думаю, мы могли бы…

– На хрен химию. На хрен всю эту чушь.

– Значит, ты просто собираешься отрицать, что мы…

Я пересаживаю ее к себе на колени и заглушаю ее слова жадным поцелуем и даже не испытываю вины за это. Это не романтика, а я не какой-то Казанова, пытающийся завоевать ее сердце. Я просто мужчина, у которого есть потребности, мужчина, который хочет снова попробовать эти губы на вкус с той самой ночи после концерта в «Минтце».

Ее рот – словно клубника.

Ее язык – точно мята.

Ее губы – горячие и мягкие.

И все это даже лучше, чем я помню, и когда ее пальцы зарываются в мои волосы, а ее ногти впиваются мне в затылок, я едва не схожу с ума.

– Ха. – Марица оседлывает меня, стоя на коленях и прижимаясь бедрами к моему встающему члену. Она улыбается, глаза ее сияют, и я снова впиваюсь поцелуем в ее вишневые губы.

– А как твоя нога? – спрашиваю я между поцелуями, почти не отрываясь от ее губ.

– Я ничего не чувствую, капрал, – отвечает она, тяжело дыша и усмехаясь – перед тем, как наши языки вновь сплетаются.

Мои пальцы сжимают ее бедра, потом проскальзывают под подол ее футболки, скользят по мягкой коже, пока я не нащупываю застежку ее лифчика.

– Это ничего не значит, – говорит она, теснее прижимаясь ко мне. – Верно? Скажи мне, что это ничего не значит. Мы просто… мы просто исключаем это из нашей системы.

– Это ничего не значит, – заверяю я ее и расстегиваю лифчик. Мои ладони проникают под чашечки, обхватывая ее идеальные груди. Я так возбужден, что мне больно, и хотя я хочу насладиться всем этим до капли, я отсчитываю минуты до того, как окажусь глубоко внутри нее, до предела, и оттрахаю ее так, что она не забудет этого до конца жизни.

И я говорю это не для того, чтобы похвастаться.

Перепихоны на одну ночь и короткие связи – в некотором роде моя специальность, и мне говорили, что я – лучший, что я всегда довожу женщин до оргазма.

– О боже! – взвизгивает женский голос, потом входная дверь захлопывается.

Марица слезает с меня, заправляет футболку в шорты и поправляет волосы.

– Привет, Мелроуз. Я не знала, что сегодня ты придешь так рано. У тебя вроде бы прослушивания?