Паблик [Публичная]

Тогда я вспомнила о его сыне, Паше Пресмыкайлове. С того момента как Леночка променяла последнего на его отца, прошло шесть лет. Малыш подрос. Он женился на хорошей партии, и она родила ему малыша. Так у малыша появился собственный малыш. Паша Пресмык, как все называли его в универе, стал Пашей Папашей. Но это было не главное. Хоть Паша никогда и не хватал звезд с неба, все же в нем наблюдалось много полезных свойств. Первое: весьма приятная наружность; второе: дар никогда не перечить отцу, примером чего стала и наша с ним история; третье: чрезвычайно полезная способность подстраиваться под любые обстоятельства. Поэтому, несмотря на то, что Игорь никогда не помогал сыну с продвижением, считая своего отпрыска неподходящим субъектом для его, Игоря, жестокого мира, Паше удалось устроить свою жизнь самостоятельно. Никто не ожидал такого поворота, но этот симпатичный тюфячок ну очень удачно вышел замуж, а точнее женился. Когда же на свет появился Павел Пресмыкайлов младший, Паша Папаша сделался таким образцовым отцом, что его пассия, представительница весьма внушительного юридического клана, на радостях уговорила своего папулю подарить мужу одно из их предприятий, «КАЮК» – Консолидированную авксомскую юридическую коллегию.

Как я и думала, Паша был настолько счастлив и доволен жизнью, как это часто бывает с дураками, что давно меня простил, не держал ни за что зла, при встрече расцеловал и улыбался во все тридцать два, хотя точнее будет сказать в двадцать восемь, ведь зубы мудрости у него наверняка были атрофированы от рождения и потому впоследствии так и не выросли. Я тоже улыбалась во все, что выстроились рядком после брекетов, слушала экстатические бредни в исполнении синдрома начинающего отцовства, часто и подолгу кивала и большей частью молчала, чтобы случайно не сморозить чего-нибудь из откровенного. Он оценил мою лояльность, чуткость и внимательность к его делам, в конце разговора горячо пожал мне руку, резюмировал, что я всегда умела быть настоящим другом и… согласился обсудить возможность поработать вместе, несмотря на отсутствие у меня юридического образования… Что ж, будьте уверены, мы поработали…

Я – Елена Платоновна Маяковская, паблик-ин-ло. Мне двадцать семь лет, и я вот уже в который раз стала первой. Советницей номер один в Авксоме по вопросам публичной юриспруденции. Ко мне несут свои тайны, свои невероятные замыслы и самые низменные мысли. Я каждый раз нахожу решения и, находя их, получаю моральное удовлетворение. Я получаю моральное удовлетворение. Получаю, сказала… Что, Леночка? Ты стала плохо себя слышать? Сказано – получаешь, значит, получаешь.

Как же они все меня достали. Полные моральные уроды, которые привыкли называть белое черным, а черное – золотым. В моем мире их всегда было слишком много. Они и сделали меня той, кто я есть.

3

– Елена Платоновна, проходите! Игорь Константинович вас ждет.

В моей голове зазвучали слова отца: «Чтобы найти выход – сделай выдох». Я выдохнула. Легче не стало. Что ж, пути назад все равно нет. Сейчас я зайду в кабинет и увижу его. И… встану в бойцовскую стойку Лены Маяк. Ты же знаешь, Леночка, что если это потребуется для дела, то ты и Игорю съездишь наотмашь по сонной. Ты сможешь, Ленок. Сказано – сможешь, значит, сможешь.

Он сидел в кресле с жесткой деревянной спинкой, поднятой в максимальное верхнее положение. Да, похоже, за три года, что мы не виделись, Игорь не утратил своих привычек. Он, черт возьми, был в форме.

Я вспомнила, как однажды спросила его, почему он всегда сидит как на мачту натянутый. Игорь ответил:

– Чтобы быть успешным – надо быть здоровым.

– И как же твое здоровье связано с тем, что тебя натянули на мачту?

– Эх, несмышленыш… Я в строю двадцать четыре на семь, из которых десять на семь я сижу. Моя мачта сидела, сидит и будет сидеть во главе ТВ1 еще долгие годы. Она будет греть сиденье генерального даже тогда, когда все мои замы, развалившиеся в своих креслах как матросы после опохмела и мечтающие меня подсидеть, отправятся к Нептуну кормить рыб. Потому что осанка – это признак долголетия. И характера.