Падая с Олимпа

Нас расписали без всяких лишних церемоний. Никаких пьяных родственников, скабрезных шуточек друзей, потеющих в шелке подруг, ревущих и сморкающихся родителей, делающих это так громко и пронзительно, будто звучит не свадебный марш, а похоронный. Тьфу, отвязались! Мы отметили это событие в кафе. Немного потанцевали. Алла оделась безвкусно, чем привлекла внимание посетителей кафе. Мужчины откровенно пялились на нее, их спутницы хихикали и шептались; я захотел домой. В такси Алла плакала, размазывая неумело накрашенные глаза. Я хотел обнять ее и утешить, но мне самому требовалось чье-нибудь сочувствие. Уже в загсе я почувствовал потребность сбежать, но подавил в себе это низменное, не делающее мне чести желание; теперь, в темном, пахнущем духами моей жены такси, на меня накатило вновь.

Ошибка, все ошибка! Мне двадцать семь. Я красивый высокий блондин с небрежной челкой над смуглым от загара лбом. От моих синих глаз захватывает дух у всей женской половины нашего небольшого города; трахаюсь я как порнозвезда, а моя жена ревет у меня на плече, вздрагивая всем своим полным телом, и захлебывается соплями от осознания своего уродства. Куда я смотрел? О чем думал?

«Нет, так нельзя! – оборвал я себя. – Я взрослый, мне нужен свой дом, семья, дети». Меня передернуло от отвращения. Лгать не получалось.

4

Женатому мужчине положено работать. Это не я сказал, это истина. Если ты взвалил на себя груз проблем, изволь прибавить к ним еще одну. Я еще легко отделался: у меня не было тещи!

– Виталя, – голос жены разбудил меня от размышлений, – когда ты пойдешь работать?

Я скривился. Год, полтора, два она все молчала, а теперь вдруг огорошила.

– Что это ты раскомандовалась? – Я удивленно посмотрел на нее. – Тебя же все устраивало?

– Я беременна. Скоро мне надо будет уйти с работы; кто станет о нас заботиться? – Губы ее расплылись в улыбке, но настороженное выражение, раздражавшее меня постоянно, никуда не делось.

– Че-его? – Я аж вскочил. – Только этого не хватало!

Она отшатнулась. Лицо ее мигом посерело:

– Т-ты не рад… – обреченно произнесла она. – Я так и знала.

– Раз знала, какого черта перестала пить таблетки?! – заорал я. – Вот уж поистине дура-баба! Почему ты не посоветовалась со мной насчет ребенка? Думаешь, если ты работаешь и кормишь меня, то и спрашивать меня ни о чем не надо?

– Мне тридцать три года. Я хочу детей, а ты даже не заикнулся ни разу об этом. Ты меня никогда ни о чем не спрашиваешь, кроме одного: готов ли ужин! – Она тоже заорала. – И шляешься ты где-то, и трусы у тебя чужие в карманах, и в книжке телефонной сплошь бабские номера, и деньги, что я тебе даю, слишком быстро кончаются! Ты негодяй, подонок! Почему я не сломала обе ноги в тот день, когда подошла к тебе? Гад! – Она замахнулась на меня полотенцем. Ее уже всю трясло. Я перехватил ее руку и жестко бросил, уходя:

– Так какого черта ты собираешься рожать ребенка от гада и негодяя?

Ночевал я у себя в квартире, превратившейся за последнее время в «траходром». Я вновь принялся за старое. Скандалы и вечно ноющая супруга не вызывают в мужчине сексуальных желаний – я стал задерживаться здесь подолгу. Она была права: я изменял ей и вел себя как последняя сволочь. Но в меня словно дьявол вселился.

Через два месяца я приехал к Алле за вещами. Она стала еще толще, хотя по срокам беременна была совсем недолго.

Я молча складывал рубашки, костюмы, джинсы, а она плакала в уголке спальни, вытирая щеки кулаками.

– Не уходи, Виталя! – просипела она. – Подожди, когда рожу.

– Ага, а до этого мне девять месяцев жить в аду, выслушивая твои придирки и упреки?

– Шесть… уже шесть, и не в аду. Я люблю тебя.

Я рассмеялся, хотя на душе веселья не было. Ужас!

И вдруг она покачнулась и упала. Грохнулась лицом вперед на ковер, не успев даже прикрыть голову руками. Я вскочил и понесся к телефону.

Прошло две недели. Я приехал за Аллой в больницу, но она не захотела идти со мной.

– Я уже договорилась с Юлькой. С работы. Она меня отвезет. – Холод в ее голосе сказал мне все лучше слов.

– Как ты себя чувствуешь? – глупо спросил я.

– Я ненавижу тебя, – спокойно произнесла моя бывшая жена. – Ты все отнял у меня. И любовь, и надежду, и ребенка. Уходи.

– Ребенка не будет? – упавшим голосом переспросил я, чувствуя, как по спине ползут мурашки страха.

– Нет. Никогда не будет. – Она всхлипнула и отвернулась.

– Алла… – Я испуганно потянулся к ней, но она окатила меня еще одним надменным взглядом.

– Убирайся! Тварь! Ты пустой, никчемный кобель, и жизнь твоя закончится так же никчемно!

Я уехал. Больше я ее не видел. Это был мой дом, а я и не понял.

Узнав о моем разводе из очередного письма, а точнее – небрежной отписки, Сашка пришел в ярость. Если бы слова, положенные на бумагу, способны были оживать при вскрытии конверта, они удавили бы меня своими закорючками – так зол был Сашка.