Падая за тобой. Бонус

Цокает языком. Накрывает губы своим большим пальцем, водя по ним многозначительно.

— Тссс, Лала… Прибереги мое имя для другого… — Жадно ощупывает мою грудь своим тяжелым взглядом… Не дает ни секунды продохнуть. Быстро разводит мои ноги и резко входит.

— Даа, Лала, вот так… А вот теперь говори…

Я невольно вздыхаю от ощущения сладкой наполненности… Ждала я его… Так ждала, так скучала… Навру, если скажу, что не скучала…

— Что… говорить? — тихо шепчу, теряясь в ощущениях…

— Мое имя говори! Быстро! — резко отвечает, делая свои движения более порывистыми, жесткими.

С ним всегда так, когда он долго без меня… Потом очень голодный. Жадный. Злой. Наказывает за эту разлуку… А я с ума схожу от кайфа… Сумасшедшая… Как и он… Вроде уже взрослая тетя, а как девочка до крови кусаю свои руки, когда он во мне, чтобы не орать во все горло от этого фантастического ощущения единения… Понимания, что мы вместе, вопреки всему вместе…

— Какая ты все-таки дрянь… Свалила от меня… — шепчет порывисто и закидывает голову, рыча, — а я, как лошара, три месяца со стояком… Никогда такого ужаса не было, даже в тюряге…

— Ну и трахался бы, как в тюряге… С медсестрой или с кем там… Я ж помню, рассказывал мне, когда мы ругались как-то… Кто тебе мешал? Вон, сколько девок молодых вокруг тебя вьется… Ты ж у нас звезда, — выплевываю обиженно, потому что непроизвольно дико ревную его к каждой… К каждому взгляду, каждой улыбке… К тому ревную, что на такого, как он, потеряв голову, любая восемнадцатилетка запрыгнет… А тут я… С тремя детьми… За сорокет…

— Дура, дура… — хрипит, изливаясь в меня, — моя дуууурааа…

Меня сразу накрывает вслед за ним. У нас всегда так. Падает один- сразу следом летит второй… Иногда мне кажется, что он одним своим экстатическим видом меня за собой утаскивает в эту воронку кайфа… Или я его… Не знаю…

— Я тебя люблю, знаешь? — говорит сиплым шепотом. Через десять минут мы уже просто лежим в кровати. Тихо разговариваем. Вернее, он опять рассказывает о том, что будет. Как всегда не спрашивая… Вот странная я, конечно… Меня это и бесит всегда, и возбуждает одновременно… Вечно во мне эти два противоборствующих начала… Одна Камила- успешный архитектор международного уровня… Вторая- его безропотная рабыня, кайфующая от этого состояния всецелого подчинения…

— Поскольку школа уже началась, переезжать не будем в этом году… Останетесь в Дубае… И нам с Аланом будет удобнее в Чехию на бои мотаться отсюда, чем из Штатов. Ближе в два раза, нет этой дикой смены часовых поясов…

Я опять закатываю глаза. Как только он начинает говорить про эти проклятые бои, внутри все переворачивается.

— Зачем ты вовлек в это сына, Алмаз? — устало спрашиваю, откидываясь на подушки… Не могу ему это простить… Вот не могу и все… Ненавижу бои… Сколько боли они мне принесли… Сколько страданий.

— Камила, — выдыхает он то ли устало, то ли раздраженно, — ты сейчас мне мою мать чем-то напоминаешь… Ты с чего взяла вообще, что можешь за пацана решать, что ему нравится, а что нет? Ну вот скажи мне…

Я молчу. Может на один процент он и прав… Вот только…

— Он талантлив. Я тебе говорю как тренер, не как отец… Я бы даже сказал, у него исходные данные лучше моих… Будущее большое…

— Или никакого… Алмаз… ну очнись же ты! Алан- не ты! Я понимаю, что ты до сих пор не можешь привыкнуть к своему протезу, что бои на ринге для тебя табу и хочешь через сына продолжать реализовываться, но это не путь!

— Даже если ты меня хотела так зацепить, не получилось, Лала! Я горжусь своим протезом. Ты знаешь… Он для меня- символ того, что я тебя спас… То, что ты теплая и родная лежишь рядом, стоило того, чтобы пожертвовать рукой, — он кладет свою железную руку на меня и я невольно чувствую боль и сожаление, что вот такую чушь сказала. Инстинктивно обхватываю его протез, подношу к губам и целую. И он ведь чувствует… Его дыхание снова сбивается… Я боюсь опустить глаза, потому что там наверняка уже снова все в состоянии боевой готовности…

Мои предположения тут же подтверждаются, когда он снова сгребает меня и упирается в бок стояком.

— Залезай на меня… Хочу, чтобы ты сверху… — снова этот хриплый голос, от которого по венам лава вместо крови.

— Я больше не хочу… — деланно ломаюсь, скорее, чтобы его позлить. И он, конечно, ведется… Я ж знаю его, как облупленного…

Злобно выдыхает. Молча сам сажает сверху, с легкостью хватая под бедра, сам направляет в меня свой член, заполняет с придыханием. Плавно, пьяняще двигается, выбивая из меня сладостный стон.

— Что ты там говорила? — издевательски спрашивает, — не хочешь? Вижу… Так же не хочешь, как и я…

— Что, мучился? — теперь мне пришло время издеваться. Перехватываю инициативу на себя, поддаваясь быстрому ритму толчков. — А что так? Телку бы снял…

— Не хотел, — отвечает совершенно бесстрастно.

Сволочь… Не хотел он… А если бы захотел? На жену плевать, значит? То есть все упирается в «хочу-не хочу», а не в моральные принципвы, семейные обязательства…

— Зачем мне снимать, если своя есть, ох…ная… — улыбается порочно, сжимая мои ягодицы.