Падающая звезда

– Ну, хорошо, для вас это очевидно, – сказала она, словно оправдываясь. – Но есть вещи, которых человек не видит, вернее – не замечает. Любовь делает нас слепыми. Вы сами говорили, что целые годы спали. Я тоже. Но я – очнулась. И никогда не предполагала и не могла предположить, что Леонард ворвется в мой дом, в котором он только что установил систему безопасности.

– Но почему вы никому не сказали, что он был там?

Ния улыбнулась в ответ иронично и немного сердито. Он никогда не видел такой ухмылки на ее лице. Когда она заговорила, речь звучала с каким-то акцентом, то ли – французским, то ли – восточно-европейским. Она произносила слова нараспев, с нарочитой медлительностью, как будто играла роль:

– Мы не хотели, чтобы Мирина знала, что он отвозил меня домой, что мы были вместе. Мы решили сохранить эту поездку в тайне. Так договорились.

– Вы хотите сказать, что условились заранее о том, что вы ничего не расскажете?

Ния заговорила своим нормальным голосом, быстро превратившись в себя, а, может быть, еще в кого-то:

– Ну, хорошо, я не хотела, чтобы Мирина узнала. Я не сказала полиции, что Леонард отвез меня домой. Я сказала, что меня отвез шофер Леонарда.

– Черт побери, Ния! Правда есть только одна. Это не луковица, с которой можно снимать слой за слоем. Могу ли я верить, что и сейчас вы ничего не скрываете? Ничего не утаиваете?

– Я говорю Вам, что знаю. Все, что вспоминаю прямо сейчас, – она прилегла на разложенный диван, прикрыла лицо согнутой рукой, словно защищаясь от света лампы. Она тихо добавила: – Я поняла, что стыдясь прошлого, мы скрываем многое даже от самих себя. И это превращается в привычку. Род обмана и самообмана. Я изо всех сил стараюсь вырваться из этого, правда, Харм. Трудно объяснить это тому, кто не пережил чего-то подобного. Пожалуйста, поймите. Мы стали жить с Леонардом, когда мне было пятнадцать лет. Началась двойная жизнь, секреты. Ложь. Иногда мне кажется, что он по-прежнему часть моей души, я только пытаюсь сделать его посторонним для себя.

Харм наблюдал за ней, пока она говорила, не отнимая руки от лица. Она выражалась совсем, как автор писем. «Я – часть тебя. Ты во мне.

Потом она перевернулась, уткнулась лицом в подушку и натянула на ноги одеяло.

– Я должна заснуть, – сказала она.

– Давайте поговорим утром, – предложил Харм. – Может быть, вам вспомнится еще что-нибудь, – он тихо прикрыл за собой дверь.

Минут двадцать спустя, он лежал в своей комнате с выключенным светом, не раздеваясь. Наблюдал за движением теней на стене. В дверях показалась Ния. Она стояла в оранжевом свете ночника, который он поставил в коридоре для Никки – тень в футболке с голыми ногами.

– Я не могу заснуть, – тихо проговорила она.

– Я чутко сплю, – успокоил ее Харм. – И услышу, если что-то произойдет. Не волнуйтесь, все будет хорошо.

Он сел на диван. Она переступила с ноги на ногу, молчала и не уходила.

Должно быть, она чувствовала в нем проснувшееся глупое желание. Слишком долгое одиночество делает людей несдержанными.

Наконец, она просто спросила:

– Есть у вас что-нибудь успокаивающее? – и ушла.

Он принес ей в комнату таблетку и стакан воды. Постоял, пока она выпила. Она поставила стакан на тумбочку, взяла его руку и потянула к себе. Он, казалось, навалился на ее плечи и боялся, что она задохнется. Он вытянулся рядом с ней на диване. Набухший член касался ее бедра. Он приподнялся, убрал волосы с ее лица, прижался ртом к ее губам. Вышло неловко, она слишком широко открыла рот. Потом она подчинилась ему, позволяя вести, принимая все его движения нежно и открыто. Она скользнула под него, просунула ногу между его бедрами, мягко прижавшись к члену.

– Идея вовсе не хороша, – прошептал Харм и снова поцеловал ее, в этот раз – крепче.

– Наверное, ты прав, – прошептала она.

– Может быть, это безнравственно? – спросил он.

– Неужели? – удивилась она. – Но ты не уверен?

Харм скользнул рукой под ее футболку, почувствовал прохладу груди и твердость соска под ладонью.

Рука Нии пробежала по его груди, спустилась к ремню, задержалась, кончики пальцев поглаживали жесткую ткань.

– Тогда ничего не делай, – предложила она. – Просто полежи со мной. Нам совершенно необязательно что-то делать. Я не могу оставаться одна. Удержи меня! Останься со мной!

Он приподнял футболку, кожа на груди была нежной, молочно-белой. Он просто хотел взглянуть на нее, лежащую под ним: с вздымающейся грудью, полуоткрытым ртом, темными блестящими глазами. Просто полежать. Ничего не делать. Он огляделся, убедился, что сзади нет ни зажженных свечей, ни горящих керосинок. Потянулся и выключил свет. Потом прижался к ней лицом, коснулся языком ее твердого соска.