— Пока можешь видеть окружающую красоту, с тобой все будет хорошо, — заявил Мика. — Вот что значит надежда.
Была ли у нее надежда? Амелия думала, что да, но препятствия, стоящие перед ней, казались непреодолимыми. На каждого врага и страх, с которыми она справлялась, на их месте вырастали еще два. «Как Гидра — чудовище из мифов», — с горечью подумала она. Тезка вируса, уничтожившего привычный мир.
— Иногда надежда кажется невозможной.
Мика изобразил пальцами фигуру в воздухе.
— «Надежда — крылатая птица».
Амелия слегка улыбнулась.
— Я это знаю. Эмили Диккенс.
— Точно. — Он проследил за очередной звездой, проплывающей по небу. — Мы не можем сдаться. И не сдадимся. Мы проделали уже такой путь. Мы выясним, с кем торгуют Охотники за Головами, и найдем способ спасти Элизу. Я уверен, что найдем. А ты поможешь ученым создать лекарство, чтобы положить конец всему этому безумию.
Сердце Амелии сжалось при мысли о матери. Она только обрела Элизу вновь, а ее уже отняли.
— Ты так думаешь?
— Я знаю, — заявил Мика без тени сомнения в голосе. Амелия восхищалась его верой, убежденностью в том, что есть нечто большее, чем все это, что есть смысл за тем, что они не могут увидеть или осмыслить.
— Я не понимаю.
— Что?
Еще одна падающая звезда пронеслась по небу, выстрелив ярким огнем.
— Почему я еще жива.
— Моя мать была католичкой. — Мика снова сдвинулся с места, когда грузовик подпрыгнул на выбоине. — Вера была для нее всем. Она говорила, что у каждого есть свое предназначение.
— Но почему я? — Почему Амелия оказалась единственной выжившей после вируса «Гидры»? Как она выжила, когда никто другой не смог? Что сделало ее особенной? Имеет ли это какое-то отношение к нелегальному лекарству от эпилепсии, которое разработал ее отец? Или дело в самой эпилепсии, в каком-то аспекте ее мозга, который болезнь безвозвратно изменила, и это сделало ее особенной? — Может быть, это просто какое-то странное невероятное совпадение.
— Может быть. Или это нечто большее.
Амелия не знала, есть ли у всего этого цель или смысл. Она верила в красоту. Она верила в музыку, искусство, литературу и те вещи, которые пробуждали что-то в глубине ее души.
Мика сложил руки за головой и посмотрел на небо.
— Если слухи правдивы, то Убежище — безопасное место, Амелия. Безопасное место для тебя, для Бенджи, для всех нас.
— Надеюсь, что так. — Но так ли оно безопасно? В ее голове вспыхнули новые вопросы. Кто на самом деле стоял за биотеррористической атакой, в результате которой на мир обрушился вирус «Гидры»? Ее отец помогал разрабатывать биооружие, но он не был инициатором. Ее мать опасалась, что к этому причастны высокопоставленные правительственные чиновники. Не могла ли президент Слоан организовать все это?
Амелия вытащила из-под рубашки кожаный ремешок и погладила свой браслет с шармом. Ей очень хотелось поговорить обо всем этом с Микой, но она не могла. Мать ее предупреждала. Нельзя доверять никому.
В Убежище Амелия и Сайлас могли оказаться в еще более опасной ситуации, чем сейчас. Они знали, что «Новых Патриотов» использовали как козлов отпущения. Они с братом были мишенью для тех, кто отчаянно пытался скрыть правду.
Но, возможно, Убежище оправдает свое название — оазис в пустыне болезней, ужаса и смерти. Они спасут ее мать. И все они смогут начать жизнь заново.
Амелия не знала, какое предположение — правда, а какое — вымысел. Но инстинкты подсказывали ей, что так или иначе в Убежище ее ждут ответы.
И если ученые смогут использовать антитела в ее крови, чтобы создать вакцину или лекарство, она сделает все возможное, чтобы помочь. Приложит все усилия, чтобы остановить вирус «Гидры», но для этого нужно еще дожить.
Амелия достала из рюкзака свой флакон и высыпала оставшиеся две таблетки на ладонь — единственное, что стояло между ней и приступами, которые могли лишить ее сознания, повредить мозг или убить.
Автоинъекторы для экстренной помощи закончились. Без лекарств следующий приступ мог наступить в любой момент — через день, три недели или шесть месяцев.
Рядом с ней Мика напрягся.
— Это последние?
Она проглотила таблетку и положила вторую обратно в бутылочку.
— Я оставлю одну. На случай, если мне удастся найти кого-нибудь, кто сможет воспроизвести формулу.
С каждым приступом она все сильнее будет терять себя, ее мозг будет распадаться на части, она будет лишаться памяти, забудет, как читать, как держать вилку, как говорить — как быть человеком.
— Мой отец, возможно, единственный из людей, кто может сделать больше.
— Как думаешь, он жив?
— Я не знаю. — Амелия задавалась вопросом, кто создал противовирусные препараты, которые успешно отсрочили развитие болезни. Знал ли этот кто-то ранее о генетически сконструированном вирусе? Кто-то вроде ее отца? Может быть, он еще жив? И если да, то вернулся ли он в Штаты? Эта мысль встревожила ее до глубины души.