Падение

Кэрри, стоит мне выйти за эту дверь, как я уже по тебе скучаю. Я лечу как можно скорее, чтобы добраться до отеля и позвонить тебе. Компания наверняка уже заметила, сколько топлива я ради тебя жгу. Я люблю крошечную точечку у тебя в левом глазу. Люблю, когда ты говоришь, что у тебя зависимость от арахисового масла. Люблю – и один бог знает почему, – что ты веришь, будто это Базз Олдрин должен был первым высадиться на Луну, но Нил Армстронг задвинул его в последнюю секунду. А то, как ты потеешь, когда нервничаешь, но не когда возбуждаешься? Просто обожаю. Это так странно. Но я это обожаю.

Она рассмеялась, уронив одинокую слезинку. Он утер ее и облизнул палец.

– Все это уже знал мой организм. Ты нужна мне, Кэрри. Так что да. Я верю в любовь с первого взгляда.

Ее подбородок дрожал, пока она отчаянно пыталась держать себя в руках.

– Я сплю на твоей подушке, – сказала она со смешком, вытирая глаза. – Когда ты улетаешь, на следующую ночь. Я сплю на твоей подушке. Она слишком мягкая, у меня потом шея болит. Но зато от нее пахнет тобой.

Он забрал у Кэрри из рук тарелку и поставил на журнальный столик. Лег рядом, обхватил за талию, вдохнул запах ее кокосового шампуня. Так они и лежали молча – он в боксерах, она в толстовке, – пока за спиной шло кино.

– Билл?

– Хм-м?

– Ты же вроде как ненавидишь обниматься.

Кэрри смотрела на Билла через камеру. По ее щеке сбежала единственная слезинка, попала на кляп.

Ты не убьешь мою семью. А я не разобью самолет.

Он нажал «отправить» и наполовину опустил экран ноутбука.

– Ладно, – сказал Билл второму пилоту, – я тоже выйду. Не против, если я первый?

– Милости прошу, старость надо уважать, – сказал Бен, когда Билл нажал на кнопку и по ту сторону двери прозвучал приглушенный сигнал.

– Опередили меня, – раздался в динамиках голос Джо. – Я уже сама собиралась позвонить. Перерыв?

– Так точно, мэм, – ответил Билл, опуская спинку кресла.

– Ладно, жду вас. – Раздался щелчок отсоединения.

– Контролируешь? – спросил Билл.

– Контролирую, – ответил Бен.

Когда Билл расстегивал ремни и поднимался, его руки слегка дрожали. Казалось, что уход из кабины – очередное предательство. Он пытался – безуспешно – не думать о родных по ту сторону экрана. Связанные. С кляпами. Беспомощные. Ждут, когда он что-нибудь сделает.

Поправив форму, он глянул в глазок двери, чтобы убедиться, что Джо перекрывает проход. Вот она – скрещенные руки на груди, лицом к салону, твердо уперлась ногами. Если кто-то захочет прорваться в кабину, пока пилоты выходят в туалет, сперва придется пробиться через нее. Через ее полтора метра роста и сорок шесть лет. Большинство бортпроводников выполняли процедуры, введенные после 11 сентября, закатывая глаза. Если террорист и вправду захочет прорваться в открытую дверь, какая-то стюардесса его не остановит. Но Джо относилась к этому всерьез. Много лет назад один второй пилот назвал ее «пятидесятикилограммовой кочкой для террористов». И еще долго выслушивал от нее, как ошибается. Джо, вставая перед дверью, заявляла всему миру: только через мой труп.

И Билл знал, что она не шутит.

Услышав, как за ней закрылась дверь, она обернулась, и при виде выражения лица Билла у нее тут же пропала улыбка. Он молчал, и тогда заговорила она.

– Ну?

– Что? – сказал он.

Она скрестила руки и поджала губы.

– Что? – повторил Билл, хмуро оглядывая салон за ее плечом.

«Если кому-нибудь скажешь – твоя семья умрет. Если пришлешь кого-нибудь в дом – твоя семья умрет».

Он не мог рисковать. Не мог сказать Джо.