Носилки раскачивались. Спуск продолжался. Страх мучил меня. Я знала, что должна готовиться к смерти. Но мне так не хотелось умирать! Живо представились мне невинные ласки двоих малышей: Аниты и Мигели-то. Как это было чудесно, когда они обнимали меня теплыми ручками за шею, нежно целовали мягкими губками, плакали, когда я уходила к себе. Как я любила играть с ними!.. Неужели все кончено?! Боже, смилуйся надо мной!..
Носилки остановились. Капитан приказал мне выйти. Дрожа от страха, я ожидала побоев, насилия, издевательств. Но мне только сухо приказали по дощатым мосткам подняться на корабль.
Я успела оглядеться. Это была пустынная бухта. Вокруг не видно было ни души, кроме разбойников и меня. Бесполезно было звать на помощь. Надо вытерпеть все до конца!
На палубе мне не позволили оставаться долго. Представьте себе ужас, охвативший меня с новой силой, когда меня повели вниз по узкой деревянной лесенке. Я уже видела себя оскверненной, изнасилованной. Я вспомнила, как еще в детстве размышляла над непристойным вопросом, испытывает ли мать греховное наслаждение, отдаваясь священнику. Неужели Господь сейчас покарает меня за те детские мои прегрешения? Но тут я вспомнила мудрые слова отца Курро о милосердии Господнем. Я укрепила свой дух горячей молитвой. Господь заботится обо мне. Я всегда нахожусь под его защитой.
Меня оставили в трюме, заперев дверь. Здесь было темно. Вскоре я ощутила какое-то шевеление на стенах и на полу. Крысы! Пусть! Пусть крысы, голод, сырость, пусть! Господь благ и милосерд! Он не допустит моего падения, он позволит мне сохранить девственность!..
Не помню, сколько времени мы плыли. Изредка открывалось отверстие в потолке и мне бросали заплесневелый хлеб. Воды не давали, я слизывала сырость с деревянных стенок.
Однажды в отверстии показалось лицо, и я услышала голос капитана:
– Если вы, сеньорита, желаете что-либо сообщить мне о Мигеле Таранто и Ане де Монтойя, советую вам не медлить. После этого вы получите нормальную пищу и постель.
Шатаясь от слабости, я приподнялась с пола.
– Мне очень жаль, – произнесла я слабым голосом. – Но мне и вправду нечего сообщить вам. Я не знаю, где находятся Мигель Таранто и Ана де Монтойя.
Люк громко захлопнулся. Некоторое время я не получала даже заплесневелого хлеба и уже решила, что меня ждет голодная смерть. Но затем мне снова начали бросать хлеб. Наверное, капитан должен был довезти меня в живых. Но куда? В Мадрид? Морем? Странно. У меня было в достатке времени для того, чтобы предаваться размышлениям.
Нет, не в Мадрид везут меня. Но куда же? Возможно, маркиз де Монтойя ждет в условленном месте и меня доставят именно туда. Но, поразмыслив хорошенько, я пришла к иному выводу. Эти разбойники везут меня в какое-то свое логово. Там они будут держать меня, стремясь вытянуть из маркиза побольше денег. Да, именно так. (Так оно и оказалось.)
Когда корабль наконец встал на якорь, я была еле жива. Должно быть, я походила на скелет. Мне страшно было видеть мои костлявые руки. Яркий дневной свет ослеплял меня.
И снова я оказалась в совершенно пустынном месте, где нечего было рассчитывать на чью бы то ни было помощь. Меня снова посадили в закрытые носилки. Я стискивала зубы, кусала пальцы, чтобы не лишиться чувств. Я поняла, что носилки несут по ровным мощеным улицам. Я слышала характерный шум большого города. Но это не был мой родной Мадрид, это я осознала твердо. Но тогда где же я? Что будет со мной? Внезапно пришла мысль о матери. Бедная моя мать!
Чувствует ли она, какие страшные муки угрожают ее несчастной дочери? Господи, сохрани нас обеих!..
Смутно помню, как меня грубо высадили из носилок. Затем какие-то женщины тащили меня почти волоком вверх по лестнице. Я услышала визгливый старушечий голос:
– Что вы с ней сделали, мерзавцы?! Она мне нужна живая! Или я плохо втолковала: живая!
Уже знакомые мне мужские голоса смущенно оправдывались.
Женщины куда-то несли меня на руках. Я помнила, как они раздели и вымыли меня. Мужчин не было. Меня уложили в постель. Я беспомощно плакала. Одна из женщин поила меня с ложки бульоном. Затем я провалилась в сон, напоминавший скорее обморочное забытье.
Наутро я пришла в себя по-прежнему слабой и измученной. Снова какая-то женщина кормила меня и ухаживала за мной. Она при этом не произносила ни слова. А я ни о чем не спрашивала ее. Я знала, что мне все равно не скажут правду. Я страшно ослабла. Мне было все равно. Господь уберег мое тело от скверны. В безмерном своем милосердии он спасет меня.
Не знаю, сколько времени прошло. Я начала поправляться. Теперь я ела сама, сидя в постели и опираясь на подушки. Меня хорошо кормили и ни о чем не спрашивали. Я была молода и сильна. Состояние мое улучшалось день ото дня. Прошло еще время, и мне позволили спуститься в сад. Это было удивительно!