Падение Иерусалима

Он раскрыл книгу, не ведая, в какой части искать, ожидая какого-нибудь намека, подсказки. Жена между тем снова взялась за вязанье, поглядывая время от времени, как муж, бормоча что-то и покачивая головой, задумчиво листает страницы.

— Может, я помогу — меня ведь тоже воспитывали в набожности.

— Попробуй вспомнить, откуда такие слова: «Битва в оный великий день Бога Вседержителя, когда низверзнется с небес на людей гнев Божий». Где это может быть, как ты думаешь?

— «Апокалипсис», — произнесла мадам Баум, не отрывая глаз от мелькающих спиц. — Я помню, что там предсказаны всякие ужасы. Мне в детстве даже казалось, будто Бог слишком суров к людям.

Баум отыскал в книге «Апокалипсис» и несколько минут молча читал, потом радостно воскликнул:

— Да вот же! Шестнадцатая глава! — он с трудом разбирал мелкий шрифт, голос его дрожал от возбуждения:

— «Это — бесовские духи, творящие знамения; они выходят к царям земли всей Вселенной, чтобы собрать их на битву в оный великий день Бога Вседержителя…» — Он поднял глаза от страницы. — Те самые слова! — и стал читать дальше: «Се, иду как тать: блажен бодрствующий и хранящий одежду свою, чтобы не ходить ему нагим и чтобы не увидели срамоты его. И он собрал их на место, называемое по-еврейски Армагеддон… И произошли молнии, громы и голоса, и сделалось великое землетрясение, какого не бывало с тех пор как люди на земле. Такое землетрясение! Так велико!.. И всякий остров убежал, и гор не стало. И град, величиною с талант, пал с неба на людей…».

Баум резко захлопнул книгу:

— Знает он библейский текст, этот маньяк! Увидел иронию и историческую логику в зловещих пророчествах. Армагеддон! Чем не атомный взрыв?

— Прости, Альфред, я тебя не совсем понимаю.

— Правильно, милая, ты и не должна понимать. Твоя помощь оказалась просто неоценимой, поверь мне. Я знаю теперь, что делать.

Он выкарабкался из глубокого кресла, прошагал через всю комнату к жене и, склонившись, запечатлел на ее лбу нежный поцелуй. Рассмеявшись, она шутливо оттолкнула его.

— Надо же, какая я умная, а я и не знала.

— Никогда не сомневался в твоем уме. А теперь, извини, мне придется уйти. Скоро вернусь.

В тесной телефонной будке он нетерпеливо ждал, пока его соединят с Тель-Авивом. Было уже около двух.

— Слушаю, — голос Бен Това показался усталым.

— Что нового?

— Плохо все. Девчонка больше на связь не выходит — видно, не может. — Он подробно рассказал о повторном звонке незнакомца.

— Я, кажется, догадался, куда они спрятали вторую бомбу. Слушай внимательно, только не перебивай, — Баум привел свои резоны, прочитал текст из «Апокалипсиса». Бен Тов отозвался без видимого интереса:

— Ну и что тут такого? Про Армагеддон все знают.

— Надеюсь, вы там у себя в Израиле знаете, что древнее еврейское название Армагеддон — это нынешнее Мегиддо. — Баум сделал выразительную паузу. — Конечно, в такое время не стоило бы гонять ребят по ненадежному следу, но попробуйте поискать в Мегиддо и в Иезреельской долине — так мне интуиция подсказывает. Может, от нее больше пользы будет, чем от всего остального. А то нам с тобой в этом деле как-то не везло.

— Психология, — оживился, наконец, Бен Тов. — А что, может быть… Человек высокого интеллекта и к тому же самонадеянный, как этот Ханиф, не устоял перед искушением блеснуть своими познаниями. Решил ткнуть нас, неучей, носом в нашу же собственную культуру — это ему еще дополнительная радость, правда ведь, дорогой мой Баум? — Он засмеялся, и смех прозвучал легко. — Если ты окажешься прав, я беру обет.

— Какой еще обет?

— Курить брошу! — трубка брякнулась, видно, у Бен Това не хватило терпения закончить разговор как подобает.

Любой, кто обратил бы внимание на немолодого грузного человека, который в субботний день бродил по Версалю, принял бы его за полупомешанного, может, даже и бездомного: очень уж медленно он тащится, к тому же без видимой цели. И неустанно бормочет что-то под нос.