М. Сергеенко

Падение Икара

Второй век до новой эры. Власть в Риме захватил беспощадный диктатор Сулла. Он жестоко преследует своих противников, все неугодные занесены в особые списки — проскрипции, и каждый из них может в любой момент поплатиться жизнью. С драматическими событиями той поры тесно переплелась судьба главного героя повести — маленького Никия.

О его приключениях, жизни, полной лишений, вы прочтете в этой книге. Написала ее Мария Ефимовна Сергеенко, доктор исторических наук, автор многих научных трудов» по истории древного мира.

Вместо предисловия

В маленьком кабачке, стоявшем недалеко от пристани на Тибре, было, по обыкновению, людно и, против обыкновения, тихо. Высокий легионер с повязкой на лице и рукой на перевязи задумчиво глядел куда-то вдаль, позабыв о колбасе, которая стояла перед ним в маленькой мисочке и чуть дымилась; несколько человек, расположившись около круглого большого стола, неторопливо потягивали дешевое кислое вино из ватиканских виноградников, перебрасываясь иногда короткими фразами; в темноватом углу жевал хлеб с луком старик в темном плаще, и только группа совсем юных матросов-греков без умолку болтала, живо и весело, напоминая стайку слетевшихся вместе беззаботных воробьев.

Дверь[1]

отворилась. На вошедшего оглянулись да так и не отвели глаз. Был он среднего роста, прям и широкоплеч, но лицо его, исполосованное глубокими шрамами, все в рубцах и рытвинах, с перебитым носом, казалось страшной маской, а не лицом живого человека. Только у маски были умные, внимательные глаза, а улыбка, с которой вошедший поздоровался с сидевшими, была доброй, ласковой и печальной.

Греки со свойственной их народу деликатностью опустили глаза и затараторили с преувеличенной быстротой и деланным жаром; сидевшие вокруг стола потупились.

Легионер не сводил глаз с вошедшего, и, когда тот, взяв со стойки миску с бобами (брал ее он левой рукой: пальцы на правой были скрючены и не разгибались), огляделся, где бы сесть, он встал и приветливым жестом пригласил его за свой столик. Незнакомец поставил миску, но не сел. С минуту оба глядели друг на друга и затем кинулись друг другу на шею.

Несколько минут и тот и другой молчали. Первым заговорил легионер:

— Мус, друг, земляк! Жив, жив! Вместе бились с кимврами, в одной палатке жили! Мне сказали, что ты убит под Верцеллами. Будто видели, как какой-то кимвр хватил тебя топором.

— А я считал, Мерула, что тебя нет в живых. Хотел даже под Венафр[2], к твоей хозяйке, наведаться, про тебя расспросить.

— Мус, скажи, кто…

Но Мус уже не успел ответить. Около них столпились и жадно слушали моряки-греки. Один из них почтительно поклонился воинам:

— Не посетуйте на нас, чужестранцев, расскажите нам о кимврах. В Греции у нас чего только о них не говорят! Не знаешь, чему и верить. Рассказывают, что это великаны, потомки титанов, тех, которые пошли на борьбу с самим Зевсом. И будто земля раскрылась и они вышли из самой ее глубины…

— Мус, расскажи им. Тебе всегда надо было все знать; я помню, ты в лагере всем старым солдатам житья не давал, постоянно расспрашивал про кимвров…

— Да, расспрашивал… и на собственной шкуре узнал. Высокие они очень, это правда, вдвое выше меня, а так — такие же люди, как и мы с тобой, грек. И вышли они вовсе не из земли: прогнало их с родных мест море. Жили они где-то далеко-далеко на севере, на берегах моря, и море это вдруг пошло на них, залило всю землю. Им пришлось уйти, и они отправились всем народом, с женами, детьми, со стадами искать себе пристанища. Всю Европу прошли. Земли много, лежит она вот перед ними, а поселиться негде: отсюда гонят, оттуда гонят.

— Кто тебе все это рассказал, Мус?