Читаем Падение кумиров полностью

Падение кумиров

К моральному просвещению. Нужно в глазах немцев развенчать их Мефистофеля; и Фауста, пожалуй, в придачу. Это два нравственных предрассудка, подвергающих сомнению ценность познания.

179

Мысли. Наши мысли – суть тени наших ощущений, и потому они всегда темнее, легче, проще, чем последние.

180

Хорошие времена для вольнодумцев. Вольнодумцы позволяют себе вольности даже по отношению к науке, у которой они пытаются отвоевать свои права – что им иногда и удается – но до поры до времени, – пока церковь остается незыблемой! И в этом смысле для них сейчас хорошее время.

181

Следование и предшествование. А: «Из этих двух один всегда будет идти последним, а другой всегда будет впереди, куда бы ни завела их судьба, и все же первый всегда будет выше второго по добродетели и по уму!» Б: «Что значит все же? Все же? Это относится к другим! Не ко мне! не к нам! Fit secundum regularum»[24].

182

В одиночестве.

Когда живешь один, то говоришь не слишком громко, и пишешь тоже не громко: ведь так страшно слышать, как гулким гулом отзывается пустота – это критика нимфы Эхо. И в одиночестве все голоса звучат по-иному!

183

Музыка лучшего будущего. Первым музыкантом для меня стал бы тот, кто знает только скорбь глубочайшего счастья, и больше никакой: но такой музыкант еще не родился.

184

Юстиция. Лучше дать себя обворовать, чем просто стоять в окружении пугал, – таков мой вкус. И это при всех обстоятельствах дело вкуса – не более того!

185

Бедный. Он сегодня – бедняк, но не потому, что у него все отобрали, а потому, что он все сам выбросил – что ему до этого! Ведь он привык находить. Бедны те, кто неверно понимает его добродетельную бедность.

186

Угрызения совести. Все, что он теперь делает, – сделано вполне доброкачественно и по всем правилам, как обычно, и все же совесть его неспокойна. Ведь его задача – необычное.

187

Оскорбительные манеры.

Этот художник оскорбляет меня манерой преподносить слушателю свои мысли, весьма хорошие мысли; так пространно и так назойливо, используя такие грубые приемы убеждения, как будто перед ним тупая толпа. Достаточно уделить его искусству несколько минут, чтобы почувствовать себя так, как будто побывал в «дурном обществе».

188

Труд. Как близки нам теперь – и даже самым праздным лентяям и гулякам – понятия «труд» и «труженик»! Но царственная учтивость, с которой произносятся слова «Все мы труженики!», воспринималась бы во времена Людовика XIV как верх цинизма и непристойности.

189

Мыслитель. Он – мыслитель: это значит, он умеет воспринимать вещи более простыми, чем они есть на самом деле.

190

Против хвалителей. А: «Хвалят только равные равных!» Б: «Да! И тот, кто хвалит тебя, скажет: ты сравнялся со мной!»

191

Против некоторых видов защиты. Самый коварный способ причинить вред той или иной вещи – нарочно защищать ее неверными доводами.

192

Добродушные.

Что отличает тех добряков, у которых само лицо излучает благожелательность, от всех прочих людей? В присутствии всякой новой личности они чувствуют себя прекрасно и тут же влюбляются в новую знакомую; они благодарны ей за это и хотят сделать ей хорошо, их первое суждение: «Она мне нравится». И далее следуют друг за другом: желание обладать (они не слишком уж ломают себе голову о ценности всего остального), обладать немедленно, радость обладания и стремление сделать что-нибудь приятное в отношении обладаемого.

193

Шутка Канта. Кант, доказывая, что «весь мир» прав, хотел задеть за живое «весь мир» – неплохая шутка этой лукавой души. Он писал в пику ученым, защищая народные предрассудки, но писал для ученых, а не для народа.

194

«Искренний». Поступками этого человека, наверное, всегда движет какая-нибудь тайная мысль: в любой момент он готов поделиться своими мыслями, не скупясь на подробные объяснения своих действий.