Падение кумиров

Уметь возражать. Ныне всякий знает, что умение спокойно принимать возражения является признаком высокой культуры. Некоторым даже известно, что человек более высокого уровня развития мечтает услышать возражения по отношению к себе и даже сам нарывается на них, так как ему очень хочется, чтобы кто-нибудь указал на то, где он был опрометчиво несправедлив. Совсем другое дело – уметь возражать; здесь требуется чистая совесть и неприятие всего привычного, традиционного, канонизированного – пожалуй, последнее важнее всего, это, собственно, и есть то великое, новое, удивительное, что отличает нашу культуру, – быть может, самый важный шаг освобожденного духа: кто знает?

298

Вздох. Я ухватил эту мысль, когда она уже готова была незаметно промелькнуть и улизнуть от меня, но я первыми попавшимися словами связал ее, чтобы она снова не улетела. И вот от этих резких слов она умерла и беспомощно повисла, запутавшись в них, – а я, глядя на нее, никак не могу взять в толк, чему это я так радовался, когда поймал эту птаху.

299

Чему следует учиться у художников. Какие есть в нашем распоряжении средства, при помощи которых мы могли бы сделать вещи прекрасными, привлекательными, желанными – если они таковыми не являются, – а мне представляется, они никогда не бывают таковыми сами по себе! В этом смысле нам есть чему поучиться у лекарей, как они разводят, например, горькую микстуру или добавляют в смесь вино и сахар; но еще более поучителен пример художников, которые, собственно говоря, только тем и занимаются, что выдумывают такие фокусы и трюки. Удаляться от предметов на такое расстояние, чтобы уже и не различать деталей и, призывая на помощь внутренний взор, мысленно восстанавливать их, силясь запечатлеть некий зримый образ, – или смотреть на вещи как бы из-за угла, в разрезе, – или поставить предметы на такое место, чтобы они оказывались явно не на месте, загораживали друг друга, изменяя перспективу и затрудняя любой обзор, – или смотреть на них через цветное стеклышко или в предзакатном свете, – или покрывать поверхность полупрозрачной пленкой, – вот чему нам не мешало бы поучиться у художников, в остальном мы должны быть мудрее, чем они. Ибо их художественная сила иссякает обычно там, где кончается искусство и начинается жизнь; мы же хотим стать певцами нашей жизни и в первую очередь воспеть все неприметное и будничное!

300

Прелюдии науки. Неужели вы думаете, что науки могли бы родиться на свет божий и набрать силу, не будь тех волшебников, алхимиков и ведьм, которые появились задолго до них и потратили немало сил, чтобы своими предсказаниями и разными хитроумными уловками вызвать к жизни жажду, ненасытную потребность и вкус к тайным и запретным силам? Подумайте, ведь предсказать нужно было неизмеримо больше того, что в действительности могло бы свершиться, дабы хоть что-нибудь свершилось в области познания. Вполне возможно, что, подобно тому как мы воспринимаем в данном случае исполняемые для нас прелюдии и экзерсисы как упражнения, предваряющие явление науки, хотя сами исполнители их таковыми

не считают, так в каком-нибудь далеком будущем будет восприниматься и вся религия – как упражнение и прелюдия: быть может, она будет считаться редким средством, данным каждому отдельному человеку для того, чтобы он мог насладиться вполне самодовольством некоего бога и его самонизвержения. Действительно! – спрашивается, а смог бы человек без этой религиозной школы, без этой подготовки вообще научиться испытывать ненасытную потребность в самом себе и удовлетворять ее своими собственными силами? Неужели Прометей был обречен

на то, чтобы сначала наивно верить, будто бы он похитил свет и понес заслуженную кару, а потом наконец осознать, что он сам создал свет в тот самый миг, когда возжаждал света, и что не только человек, но и сам Бог – творение его рук, податливая глина в его руках? Значит, все это лишь творение творца? И все это безумие, и это похищение, Кавказ, и коршун, и вся трагическая «Прометея» познающих?

301