Падение Парижа

Тесса знал «весь Париж»; с тысячами людей он был на «ты»; он кормил послов и прокуроров, задаривал журналистов, охотно исполнял просьбы своих избирателей, добиваясь у министров то ордена для финансового инспектора, то патента на табачную торговлю для вдовы бравого жандарма, то отмены судебных преследований, возбужденных против чересчур прыткого шантажиста.

Тесса прожевал устрицу, выпил глоток вина и сказал:

– Эта учительница коммунистка?

– Не знаю. Но прямой угрозы для Третьей республики она не представляет.

– Ты циник. Шабли здесь чудесное! Ты, значит, не чувствуешь опасности? Напрасно! Я считаю, что выборы будут катастрофой. Радикалы идут на самоубийство: если победит Народный фронт, их сглотнут… (Он проглотил устрицу.) Даже в парламентской фракции они поддались этой моде. Я лично против… Выставляю мою кандидатуру как национальный радикал, но боюсь… (Он выжал над раковиной лимон и грустно вздохнул.) Боюсь, что меня не выберут.

– Ты уже начал кампанию?

– В субботу первое собрание. Сегодня вечером я уезжаю.

– Тогда все в порядке.

– Как это «все в порядке»?

– Очень просто – ты должен объявить себя сторонником Народного фронта.

Тесса в возмущении откинул салфетку и загрохотал, так будто на трибуне:

– Никогда! Лучше провал, гибель, все, что угодно, но не предательство! Эти господа – заклятые враги Франции. Погляди – Блюм, человек, у которого даже имя не французское, хитрый и кровожадный; интриган Дормуа; Мок, с его жаждой разрушить транспорт; враг земледелия Монне; наконец, Виар, на глазах у Гитлера призывающий к разоружению, Виар, который…

– Виар попросту болтун. Сделай его министром, и он сразу образумится.

– А коммунисты?

– Франция – страна индивидуалистов: рантье, лавочников, фермеров. Почему Жан или Жак голосуют за коммунистов? Жана обложили на шестьсот франков больше, чем следовало, а сына Жака не приняли в ветеринарный институт. Это – способ поворчать, и только. (Тесса, поглощенный рыбой, молчал.)

– Разве коммунисты могут положиться на тебя? – продолжал Дессер. – Конечно, нет. Но они готовы поддержать твою кандидатуру: это военная хитрость. Почему же нам быть простачками? Они устроили Народный фронт с расчетом сначала уничтожить правых, а потом съесть нас. А мы перехитрим: мы разобьем на выборах правых и под шумок расквитаемся с коммунистами.

– Угорь действительно восхитительный! Но скажи мне, Жюль, почему нам нужно расколотить правых?

– Хотя бы потому, что их расколотят и без нас, а если мы будем упрямиться – против нас. Видишь ли, политика – маятник: налево, направо, снова налево. Наше дело присматривать, чтобы маятник не качнулся слишком далеко. В двадцать четвертом победили левые. «Картель», переносят Жореса в Пантеон, красные флаги. Два года спустя радикалы поворачивают направо, и к власти приходит Пуанкаре. В тридцать втором выборы ничего не дают. Ни один кабинет не может удержаться у власти. А в стране происходит поворот направо – это конец тридцать третьего. Каждый вечер на Сен-Жермене демонстрации. «Долой депутатов!» Кого травят справа? Радикалов. Разве тебя не пытались припутать к делу Ставиского? Наконец – шестое февраля. Кровь. За границей убеждены, что Франция накануне диктатуры. Но маятник неожиданно меняет направление, и девятого февраля выступают коммунисты. Надо найти середину. Показывается старик Думерг, и маятник успокаивается. Но в стране процесс продолжается. На этот раз он глубже, следовательно, длительней; он еще не закончился. Народный фронт должен победить, и победит. Если он победит с нашей помощью, год спустя радикалы повернут направо, и все успокоится на три-четыре года. Позволь, я тебе налью бордо, это «Мутон-Ротшильд».

– Выходит, что я должен способствовать торжеству моих врагов?

– Знаешь пословицу: вино разлито, надо его пить. Иногда необходимо это вино разбавить водой. Конечно, не «Мутон-Ротшильд»…

Подали петуха. Тесса на несколько минут забыл о горестях политики – он отдался гастрономии:

– Ты знаешь, почему здесь петух в вине лучше, чем повсюду? Петух – это несчастье, но мы, французы, придумали, как превратить старого, сухого петуха в изысканное блюдо: его тушат в вине. Все-таки курица нежнее петуха, и вот тебе секрет «Догарно»: ты ешь не петуха, но курицу.

Ты спросишь, почему они называют курицу петухом? Скромность. А может быть, гордость. Во всяком случае, стратегия кулинара.

Дессер засмеялся:

– Тебе остается последовать этому примеру. Ты будешь национальным радикалом, но мы тебя подадим как сторонника Народного фронта – скромность или гордость…

– В общем, это абстрактный разговор – все равно меня не выберут. Для настоящей кампании у меня нет ни времени, ни средств.

– Время ты можешь выкроить, тем паче что ты жаждешь служить Франции. А насчет средств не беспокойся, все расходы по кампании я беру на себя.