Падение Рима

Это решение было большой жертвой, потому что ему было бы гораздо приятнее вступить в бой, чем отступать перед врагом царства. Притом что подумает народ, эти готы, так презирающие врага? И послушают ли они еще его? Потому что германский король должен был больше советовать и убеждать, чем приказывать. Часто бывали случаи, когда готы принуждали своих королей вступать в битву.

Занятый этими мыслями, сидел Витихис в своей палатке в Регете, как вдруг вошел Тейя.

– А, это ты, Тейя. Ну, что же?

– Оба мертвы, – ответил он.

– Как? Ты убил обоих? – спросил Витихис.

– Нет, я не убиваю женщин, – ответил Тейя. – Теодагада я догнал и убил. А Готелинда спустилась в катакомбы за сокровищами, спрятанными там. Факел ее потух, и она заблудилась в бесчисленных коридорах. Через пять дней ее нашли. Но от ужаса и голода она сошла с ума. Когда ее вывели на воздух, она умерла.

Тут в палатку вбежали Тотила, Гильдебранд, Гильдебад и еще некоторые готы.

– Бунт! – закричали они.

– Что случилось? – спросил Витихис.

– Граф Арагад восстал против тебя. Тотчас после избрания он отправился во Флоренцию, где властвует его старший брат, герцог Гунтарис. В доме его живет Матасвинта, в качестве ли его пленницы или жены Арагада – неизвестно. Но братья провозгласили ее королевой и начали сзывать на защиту этой «королевской лилии», как они называют ее, своих многочисленных приверженцев. Все сторонники Амалов также присоединились к ним. Кроме того они наняли многочисленные войска гепидов и аваров и теперь собираются идти к Равенне.

– О, Витихис, – с гневом вскричал Гильдебад, – дай мне отряд в три тысячи и пошли во Флоренцию. Я скоро привезу тебе эту «королеву готов» вместе с ее защитниками в одной клетке.

– Дело очень серьезно, – озабоченно сказал Гильдебранд: – впереди – стотысячное войско Велизария, позади – коварный Рим. Наши войска далеко, и ко всему этому еще междоусобная война в самом сердце государства!

– Теперь уже нам не остается выбора, – спокойно сказал Витихис. – Теперь мы должны отступить.

– Как? – с негодованием вскричал Гильдебад. – Отступить?

– Да, мы не должны оставлять врага за спиной. Завтра же утром мы отступим к Риму и потом дальше – к Флоренции Равенне. Восстание должно быть погашено прежде, чем оно разгорится.

– Как? – ты отступаешь перед Велизарием? – негодовал великан Гильдебад.

– Только для того, чтобы вернее поразить его, Гильдебад.

– Нет! – вскричал Гильдебад. – Этого ты не посмеешь сделать!

Витихис спокойно подошел к нему и положил руку ему на плечо.

– Я твой король, – сказал он. – Ты сам избрал меня. Громче других звучал голос: «Да здравствует король Витихис!» Ты знаешь, – и Господь знает, – что я не стремился к этой короне. Вы сами надели мне ее на голову: возьмите же ее теперь, если вы мне не доверяете. Но, пока я король, – вы должны верить и повиноваться мне, иначе мы все погибнем.

– Ты прав, – опустив голову, ответил Гильдебад. – прости, я постараюсь загладить свою вину в битве.

– Теперь отправляйтесь к своим отрядам и распорядитесь снять лагерь. Завтра утром мы отступаем. А ты, Тотила, поедешь в Галлию к королю франков с важным поручением…

Вечером в тот день, когда войска готов вступили в Рим, в комнате Цетега собралось несколько молодых римлян.

– Так это список слепых приверженцев Сильверия? – спросил он.

– Да, – ответил Луций Лициний. – Но это была большая жертва, префект: вместо того, чтобы сражаться, я все время должен был выслеживать этих попов.

– Терпение, дети мои. Мы должны иметь своих врагов в руках. Скоро…

В эту минуту слуга доложил, что какой-то воин-гот желает видеть префекта.

– Впусти его, – сказал Цетег.

Через минуту молодой человек в шляпе и плаще готов бросился на грудь Цетегу.

– Юлий! – холодно отступая, вскричал Цетег. – Ты смотришь совсем варваром! Как попал ты в Рим?

– Я сопровождаю Валерию под защитой готов. Мы прямо из дымящегося Неаполя.

– А, так ты сражался там со своим златокудрым другом против Италии? Для римлянина прекрасно, – не правда ли, друзья? – обратился он к молодежи.

– Нет, отец, я не сражался и не буду сражаться в этой несчастной войне. Горе тем, кто возбудил ее!

Префект смерил его холодным взглядом.

– Горе, что подобный отступник – мой Юлий! Вот, римляне, смотрите на римлянина, в котором нет жажды свободы, нет ненависти к варварам.

– Где же те римляне, о которых ты говоришь? – пожимая плечами, спокойно ответил Юлий. – Разве римляне поднялись, чтобы разбить свои оковы? С готами сражается Юстиниан, а не мы. Горе народу, которого освобождает тиран!

В глубине души Цетег был согласен с Юлием, но не хотел высказать это при посторонних.

– Мне надо самому поговорить с этим философом, – обратился он к молодым людям. – Уведомьте меня, если святоши затеют что-нибудь.

Все вышли.

– Отец, – с чувством сказал Юлий, когда остался с префектом. – Я пришел сюда, чтобы вырвать тебя из этого душного воздуха, из этого мира лжи и коварства. Прошу тебя, друг, отец: едем со мною в Галлию.

– Недурно, – улыбнулся префект. – Бросить Италию, когда освободитель ее уже здесь! Знай, что эту войну, которую ты проклинаешь, вызвал я.