Падение Рима

– Они и останутся твоими, – тихо сказал ей Тейя, – если даже он и назовет королевой другую. Она получит только его корону, но не его сердце.

Эти слова запали глубоко в душу Раутгунды. Гильдебранд заметил это и решил нанести главный удар.

– Кто желает и кто смеет касаться ваших сердец? – сказал он. – Но ты, Витихис, действительно будешь тенью без счастья и силы, если преступишь свою священную клятву.

– Его клятву? – задрожав, спросила Раутгунда. – В чем ты клялся?

Витихис молча опустил голову на руки.

– В чем клялся он? – повторила Раутгунда.

Медленно, торжественно, стараясь, чтобы каждое слово проникло в самую душу Раутгунды, начал Гильдебранд:

– Это было несколько лет назад. В полуночный час пять человек заключили торжественный союз. Под священным дубом была вырезана трава, и они дали клятву старой земле, и волнующей воде, и пылающему огню, и легкому воздуху. И в знак братского союза на все века они смешали свою красную кровь. И они поклялись страшной клятвой пожертвовать для счастья и славы народа готов всем: сыном и родом, теплом и жизнью, оружием и женою. И если бы кто из братьев вздумал отказаться исполнить эту клятву и принести требуемую жертву, тот должен навеки попасть к силам тех, которые обитают в преисподней. Его кровь прольется неотмщенной, как вода на лугу, и память о нем исчезнет бесследно с лица земли, и имя его обесчестится во всем божьем мире. Так клялись в ту ночь пять человек: Гильдебранд и Гильдебад, Тотила и Тейя. А пятый был Витихис, сын Валтариса. И вот, смотри! – с этими словами он приподнял левый рукав Витихиса: – смотри, Раутгунда, рубец до сих пор еще виден. Так клялся он, когда еще не был королем. А когда тысячи готов подняли его на щит в Регете, он клялся во второй раз: «Клянусь именем высочайшего Бога на небесах, что все свое счастье, свою жизнь, все свое принесу в жертву для блага готов». Ну, Витихис, теперь я напоминаю тебе об этой двойной клятве и спрашиваю: пожертвуешь ли ты, как клялся, своим счастьем, своею женою, народу готов? Видишь, я потерял для этого народа трех сыновей, своего внука, последний отпрыск моего рода, принес в жертву ради готов. Говори, сдержишь ли и ты свою клятву? Или хочешь преступить ее и быть проклятым среди живых и мертвых?

Витихис застонал от боли при этих словах ужасного старика. Тут поднялась Раутгунда.

– Оставь его. Довольно! Он сделает, чего ты требуешь. Он не будет бесчестным клятвопреступником из-за своей жены. А теперь уйдите все, оставьте нас одних.

Тейя направился к двери, Гильдебранд медлил.

– Уходи, – сказала ему Раутгунда. – Клянусь прахом моего ребенка, что к восходу солнца он будет свободен.

– Нет, – вскричал Витихис. – Ни за что не отгоню я свою жену!

– Не ты отгонишь меня, я сама уйду от тебя. Раутгунда уходит, чтобы спасти свой народ и честь своего мужа. Сердце твое никогда не забудет меня. Я знаю, оно мое, с этого дня даже больше, чем прежде. Уходите же все, мы должны проститься без свидетелей.

На следующее утро, прежде чем пропели петухи, из лагеря выехала покрытая покрывалом женщина. Рядом с ее лошадью шел мужчина в военном плаще. На расстоянии выстрела от них ехал слуга. Долго все ехали молча. Наконец они достигли пригорка, возвышавшегося среди леса. Позади расстилалась широкая долина, в которой был расположен лагерь готов и Равенна. Впереди шла дорога на северо-восток.

Женщина остановила лошадь.

– Сейчас взойдет солнце. Я клялась, что оно увидит тебя свободным. Прощай же, мой Витихис!

– Не торопись так уходить от меня, – сказал он, сжимая ее руку.

– Слово надо сдержать, друг, хотя бы сердце и разбивалось от этого.

– Тебе легче уйти, чем мне остаться.

Она болезненно улыбнулась.

– За этим лесом я оставляю свою жизнь. Тебя же впереди ждет жизнь.

– Что за жизнь!

– Жизнь короля для своего народа, как этого требует твоя клятва.

– О несчастная клятва!

– Справедливо было дать ее, и долг – исполнить. А обо мне ты будешь помнить в раззолоченных залах, как и я о тебе – в хижине среди горных утесов. Ты никогда не забудешь десяти лет любви и верности.

С болезненным воплем обнял ее Витихис и прижался головою к луке седла. Она склонила голову над ним и провела рукою по темным волосам.

Между тем подъехал Вахис. С минуту он молча смотрел на них, затем не выдержал и осторожно потянул Витихиса за плащ.

– Господин, господин, послушай, я дам тебе хороший совет.

– Что можешь ты посоветовать?

– Едем с нами! Скорей на мою лошадь, – и марш! А уж я после приду к вам. Пусть эти люди, которые вас так измучили, что на глазах у вас слезы, – пусть они берут себе эту корону и распоряжаются ею, как хотят. Вам она не принесла счастья. Садись, и уезжайте вместе. А уж я найду вам такое гнездо среди горных скал, где разве только орел или горный баран найдут вас.

– Ты хочешь, чтобы твой господин бежал из своего государства, как дурной раб с мельницы? – ответила ему Раутгунда. – Прощай, Витихис. Вот медальон. Возьми его – в нем локоны с головки Атальвина и один, – прошептала ока, целуя его и надевая медальон ему на шею, – от Раутгунды. Прощай, жизнь моя!