Падение Софии (русский роман)

— Разумеется. — Витольд принял сверток, держа так, чтобы не испачкаться мазутом.

— Спасибо. А то я все боялся потерять. Да и условия для хранения в наших лесах те еще… А если меня схватят, то отберут. Не хочется, чтобы это сгинуло среди вещественных доказательств в недрищах нашей полиции.

— Не пропадет, — обещал Витольд. — Я у себя положу, в ящик стола. Вот что, господин Свинчаткин. Вы пока тут посидите, погрейтесь, а я схожу в кладовку за одеялами. Тем временем Трофим Васильевич, — он повернулся ко мне, — приведет с кухни фольда.

— Весьма польщен, — буркнул я, — что изволили отвести и бедному Трофиму Васильевичу скромное местечко в вашем прелестном заговоре.

Матвей посмотрел на меня с легкой укоризной, но мне в этот момент совершенно не было стыдно.

Я отправился на кухню, где, как и ожидалось, обрел Планиду Андреевну и краснорожего фольда. Помимо обыкновенного запаха табачного дыма в кухне отчетливо пахло водкой. Планида демонически хохотала. Она одарила инопланетянина теплой тельняшкой военного образца и обучала его, согласно своим понятиям, русскому языку.

— Еще чуток — и можно тебя отправлять на флотскую службу, — весело журчала Планида. — Ах ты, басурманчик мой, ха-ха, вот вытаращился! Смешные зенки у тебя, добрые и глупые… С такими зенками только на флоте и служить. Быстро выслужишься. И барышням будешь нравиться. Сойдешь на берег и будешь там барышням нравиться. Понял? А, понял, понял! По ухмылке вижу, что понял! — в восторге выкрикнула Планида. — А теперь давай-ка, не ленись и говори: «Тресни мои глаза!» — Далее она прибавила еще несколько срамных слов, которых я передавать не буду. — Ну же, басурман, давай… «Трес-ни»… — И так далее.

Фольд жадно наблюдал за стаканом в ее руке. Планида совершила несколько кривых пассов стаканом в воздухе, дразня фольда. Тот все водил взглядом и вдруг сделал стремительное движение, такое точное и быстрое, что кухарка не успела отдернуть руку. Миг — и стакан уже перешел к фольду.

— Ах ты, бездельник, красная твоя рожа, как только тебе такое удается! — Планида принялась браниться, а фольд быстро проговорил: «Трес-ни ваи га-за» и выпил из стакана всю водку.

— Видал? — с торжеством повернулась ко мне Планида. — Я его еще другому научила, погоди-ка, барин, сейчас послушаешь… Ну-ка, — она дружески ткнула фольда кулаком, — покажи-ка доброму барину Трофиму Васильевичу, как ты его уважаешь. У-ва-жа-ешь, помнишь, я учила? Ну, давай, показывай.

Фольд сложил ладони лодочкой, поставил на них стакан и, спустившись с табурета, подал мне с поклоном. Когда я потянулся к стакану, он быстро отдернул руку и назвал меня каким-то словом, которого я не понял.

Я перевел взгляд на кухарку, но та, уже основательно набравшаяся, только и могла, что дико хохотать.

«Уволить мне ее, что ли, к чертовой матери?» — подумал я бессильно.

— Прощайтесь, — сказал я вместо этого, держась до крайности сухо и обращаясь исключительно к фольду. — Матвей пришел. Ты понимаешь, о чем я говорю? Мат-вей. Пришел за тобой.

Надо полагать, инопланетянин разобрал имя Матвея. Фольд бросил стакан на пол, наклонился и торопливо побежал к выходу, что-то стрекоча на ходу. Я последовал за ним. Я понятия не имел, каким образом действует на эту инопланетную расу алкоголь. Даже на представителей одной только моей собственной, человеческой, расы алкоголь оказывает совершенно различное воздействие, а тут — инопланетянин!

Стоя в дверях кухни, я обернулся к Планиде. Та сидела боком на стуле и хохотала так, что слезы градом катились по ее багровым щекам, а папироса, как живая, пыхала в углу ее рта.

«Уволю, — еще раз подумал я. — Иродиада как есть».

При виде фольда Матвей встрепенулся, вскочил и пошел к нему навстречу. Фольд же замер на месте, перепрыгнул с ноги на ногу и громко, музыкально свистнул. Его темно-синие глаза раскрылись, мясистые красные веки мелко задрожали. Матвей быстро приблизился к нему и коснулся щекой его плеча, а фольд в ответ потерся лицом о плечо Матвея. Это напоминало приветствие у каких-то зверей, каких я видел в зоосаде, может быть, у жирафов или зебр, точно не помню.

— От него водкой разит, — укоризненно проговорил Матвей, повернувшись ко мне.

— Еще скажите, что это я его водкой поил, — огрызнулся я. — Он уже взрослый. Сам прекраснененько нажрался. С моей кухаркой, кстати.

— Я же вас не упрекаю… — удивился Матвей. — Почему вы постоянно считаете, будто вас все упрекают, обижают, задвигают на задний план?

— Да? — переспросил я, щуря глаза. — По-вашему, я так считаю?

— Да, — подтвердил безжалостно Матвей. — Именно так и считаете. Вы точно на целый мир обижены. Почему?

— Потому что так и есть, — вырвалось у меня. — У вас тут всё какие-то заговоры и тайны, вы ради своей науки в лепешку расшибаетесь, в экспедиции летаете, по лесам разбойничаете, Бог весть еще чем занимаетесь… а меня, точно ребенка, вечно ссылают в детскую.

— Сами же похвалялись, что живете будто у няньки под подолом, — напомнил Матвей.

— А, ну вас!.. — буркнул я.