Падение Софии (русский роман)

— Кузьма Кузьмич был блаженный и почти святой, он дурного ни в одном человеке не подозревал, даже в маниаке, — сообщила Макрина и тотчас до смерти перепугалась: — Я господина Безценного ни в чем не подозреваю, упаси Боже так думать, я считаю ровно так, как вы.

— Ладно, — я махнул рукой. — Что еще там болтали про меня?

— Будто вы сами хотели сделаться любовником Анны Николаевны… Но в основном, конечно, полагают, что вы недоглядели. Нет в вас хозяйского ока, чтобы распознать и вывесть на чистую воду.

«Все-таки очень хорошо, что я не пошел туда подписывать показания, — подумал я с содроганием. — В Петербурге, по крайней мере, на меня никто таращиться не будет…»

А вслух я произнес:

— Хорошо, Макрина. Теперь оставим это. Не будем больше обсуждать.

Она не спешила уйти. Стояла, упрямо пригнув голову, то сцепляла пальцы, то расцепляла.

— Что еще? — спросил я.

— Трофим Васильевич… — Макрина торопливо обтерлась платком. — А вы как считаете на самом деле — Витольд Александрович не виноват?

— Не виноват, — сказал я.

— Я тоже так считаю, — торопливо произнесла она.

— Я кататься поеду, — сказал я. — Обед подавать к семи вечера. Скажите Планиде Андреевне.

— Планида Андреевна очень убивается, — поведала Макрина. — Витольд Александрович ей был как родной сын.

— Понятно, — кивнул я без всякого сочувствия к горю Планиды Андреевны, несомненно, преувеличенному сентиментальной Макриной. — Так к семи пусть будет обед, — повторил я деловитым тоном. — И не работайте сегодня. Отдохните. Только из дому никуда не ходите, а то снова нацепляете сплетен, как блох.

Я надел теплую куртку, шарф, взял вязаные рукавицы, меховую шапку и, обмундировавшись таким образом, направился к каретному сараю, где трудился Серега Мурин.

Мурин с хмурым усердием вычищал сарай. Завидев меня, он выпрямился и произнес:

— А Ви-ви-витольд н-не ви-ви-ви…

— Я тоже не верю, что он виновен, — сказал я. — Бросай работу, Мурин, ты мне нужен в одном деле.

Мурин посмотрел на лопату, которую держал в руке, с силой воткнул ее на снег и сказал:

— Хо-хорошо.

— Садись в электромобиль, — распорядился я.

Мурин с сомнением оглядел свои рабочие штаны.

— Отряхнись и забирайся в электромобиль, — повторил я приказание.

— Я ро-рогожу п-подстелю! — сообщил Мурин, бросаясь обратно в сарай.

Он вернулся с куском новой, чистой рогожи и заботливо положил ее на сиденье, а уж потом уселся сам. Я устроился рядом.

— Слушай внимательно, — сказал я. — Сейчас мы едем до шестьдесят пятой версты. Там я выйду и отправлюсь в лес.

— Про-про-пропадете, — заволновался Мурин.

— Нет, не пропаду… Я знаю, куда идти. Тебя мои дела не касаются, — прибавил я, памятуя слова Витольда о том, что Мурин не умеет врать и при допросе мгновенно выложит всю правду. — Просто сделай, как я скажу. Когда я выйду, отгонишь машину на четыре версты и там встанешь. Потом я тебе позвоню. — Я вынул из кармана передатчик и показал Мурину. — Когда услышишь от меня сигнал, возвращайся к шестьдесят пятой версте и жди там. Я выйду из леса, и мы вернемся домой. Ты понял?

— А ч-что непо-понятного? — ответил Мурин. — По-поехали.

На электромобиле мы добрались до нужного места за несколько минут. Я вспоминал мучительный час ночного шагания по скользкой дороге и даже не верил, что это все со мной случилось в действительности.

— Все, Мурин, — произнес я строго и открыл дверцу, чтобы выйти наружу. — Ты хорошо помнишь, что я говорил?

Он кивнул.

— Я рассчитываю на тебя, — прибавил я, рассчитывая таким образом внушить ему уверенность в собственной значимости.

— Да по-по-понял, — досадливо сказал Мурин. — Я не ид-диот.

Мне стало стыдно. Я махнул ему рукой и нырнул в чащу леса. Я ухнул в нее с головой, как отчаянный пловец, прыгающий в бассейн с вышки.

Сейчас все покрыло толстым слоем снега, но я различал кусты, помятые нами при прошлой вылазке, а потом отыскал и тропинку между деревьями. Странно, но никаких следов в окрестностях я не видел. Может быть, я сбился с пути? Я решил прибегнуть к старинному способу и покричать. Не звать Матвея, конечно, по имени, а просто крикнуть: «А-а-а!»

— А-а! — попробовал я.

Голос у меня сразу сорвался — наверное, от холода, однако даже малой попытки хватило. Внезапно я понял, что больше не один. Откуда-то возникли другие живые существа. Может быть, выскочили из сугробов, где доселе прятались, незримые глазу. Хоть я и был подготовлен к их появлению, но все же испугался. Полагаю, страх мой был не столько рассудочным, сколько атавистическим. Разумом я понимал, что фольды не причинят мне вреда, но все мое естество противилось их близости.

Я глухо вскрикнул и инстинктивно устремился прочь. Я перепрыгнул через сугроб, споткнулся о запорошенное снегом бревно, угодил ногой в яму и упал. Ксены без малейшего затруднения настигли меня, подхватили под руки, подняли и утвердили в вертикальном положении. После этого двое удерживали меня под локти, третий счищал с моей одежды налипший снег, а четвертый приплясывал передо мною, вертясь и встряхивая плечами, — вероятно, с целью приободрить и развеселить.