Падение Стоуна

Я сосредоточился на кофе, стараясь унять дрожь в руках.

— Мой редактор говорил, что, собирая материал о чьей-либо жизни, лучше всего начинать с конца и двигаться к началу. Я всегда следую его советам.

— Вы когда-нибудь путешествовали, мистер Брэддок?

— Не далеко.

— Обязательно попробуйте. Это расширяет кругозор. И полезно для здоровья.

— А остаться в Лондоне — нет?

— Ах, Лондон, город, полный насилия. Уличная преступность. На невинных людей нападают, невинных людей убивают — и все ради их бумажников, а зачастую и сущего пустяка. Случается сплошь и рядом.

— Ну не так уж часто, — возразил я. — Вы забываете, я специализировался на уголовных делах.

— Верно, верно. Я упомянул про это только потому, что мне нужно, чтобы один контракт доставили на подпись в Буэнос-Айрес. Надежному человеку, который его отвезет, хорошо заплатят.

— Вот как?

— Семьсот фунтов. Судно отплывает из Саутгемптона через несколько дней.

— А не то меня ждет та же участь, что и мистера Стептоу?

— Странные слова, но, полагаю, это риск, на который мы все идем. Господи милосердный, уже так поздно? Мне пора бежать.

Встав, он стряхнул с пиджака несуществующие крошки, поправил галстук и глянул на себя в зеркало.

— Где чаша?

— Какая чаша?

Он указал на каминную полку.

— Ах, та. Она разбилась.

Он воззрился на меня.

— Это был всего лишь горшок.

Он помешкал, но оправился.

— Конечно, конечно.

Достав из кармана конверт, он положил его на стол и вышел. Конверт был адресован мне. В нем лежали чек на семьсот фунтов, выписанный на «Банк Брюгге» в Лондоне, и билет на «Манитобу», отплывающую из Саутгемптона через два дня.

Глава 27

Полагаю, незачем описывать, как я был взбудоражен, встревожен и напуган. Случившееся настолько выходило за рамки привычного, что я не имел ни малейшего понятия, что мне делать. Ксантос дал мне денег и сказал, что, если я их не возьму, он меня убьет. Или прикажет меня убить. Не этими самыми словами, но суть я уловил. Бедный мистер Стептоу уже был мертв. И еще кто-то на верфи. И Рейвенсклифф. А когда умирают подобные люди, кто я такой, чтобы считать себя в безопасности?

Мне требовалось время, а еще место, где я мог бы избавиться от назойливого ощущения, что за мной наблюдают, что за мной следят. Это не было безумием с моей стороны: применив науку Джорджа Шорта наоборот, я обнаружил, что это правда. Их даже было двое; впервые я задумался, а как давно они неприметно ходят за мной по пятам. Они шли за мной до самой Пиккадилли, но я завел их на мою — не на их — территорию, в окрестности, где я знал каждый закоулок и многих людей на улицах. С каждым шагом я чувствовал себя все в большей безопасности, все менее одиноким. Не такие уж они были умелые, и от этого я почувствовал себя сильнее, менее беспомощным. Я беспечно, словно их не замечаю, свернул на Стрэнд, оттуда на Флит-стрит и юркнул в «Утку», всегда почти пустовавшую в это время дня, — а значит, можно быть уверенным, что меня не застанут врасплох. Я заказал выпивку, в которой очень нуждался, и устроился в тихом уголке. Покой. В нем я нуждался не менее, чем в виски.

В сочетании они понемногу сделали свое. Я успокоился, а потом определенно разозлился. Да как он смеет? Не самая разумная реакция, ведь очевидно, что он слишком уж легко посмел, но она привела меня в чувство, на время усмирила дрожащую, перепуганную и слегка постыдную тварь, которая завладела моим рассудком. Ксантос мне угрожал, черт бы его побрал! Но почему? То же самое он мог сказать на любой стадии за последний месяц или около того. Потому, что его махинация на собрании акционеров не удалась и он планирует иной способ получить желаемое? И где Элизабет? Она действительно поехала в Каус или?.. При этой мысли я похолодел от ужаса. Ксантос старался захватить контроль над компаниями Рейвенсклиффа, а она наследница Рейвенсклиффа…

Странно, но именно воспоминание о том, как спокойно маленький грек сидел на ее диванчике, решило дело. Хотелось бы сказать, что меня побудили отвага, патриотизм, или галантность, или еще какая-нибудь мужская добродетель, но нет. Мою решимость распалило ощущение, что меня вытеснили, что запятнали прекрасный образ в моих мыслях. Да будь я проклят, если поеду в Саутгемптон, не говоря уже о том, что сяду на корабль в Южную Америку. Я один против всех, пусть так. Домой я вернуться не мог, а потому написал письмо Макюэну и оставил его бармену, чтобы тот передал, когда редактор придет. В нем я насколько мог полно изложил все, что мне было известно, и предоставил Макюэну самому решать, что с этим делать. Затем я послал весточку рассыльным. За пять шиллингов каждому они согласились взять на себя соглядатаев, а также позаботиться, чтобы их отвлекли, пока я буду выходить из паба через черный ход. Кажется, одному угодил в лицо булыжник, и он попал в больницу. У другого украли бумажник, и вор бежал вприпрыжку по улице, размахивая добычей над головой и бросая содержимое на мостовую, пока преследователь не оказался чересчур близко, а тогда был вынужден показать, как быстро умеет улепетывать.