Падение Стоуна

— Они самые. Из баланса было очевидно, что реально поднимать выплаты следует всего процентов на десять. А они подняли на двадцать пять, и теперь им придется основательно залезть в резервы. Уверен, идея была заставить акционеров молчать до выплат — недель через шесть. Это кое-кого нейтрализовало, и ход был умный: с самого начала выбить у врага почву из-под ног. Но враги все наступали.

— Да? Как?

— А к чему, по-твоему, были все эти поправки, предложения и вопросы?

— Я понятия не имею.

— У одних, и их немало, акционеров появились подозрения, а другие хотят захватить контроль надо всем «Трастом». Они объединились — по всему Сити на прошлой неделе, наверное, встречи шли. Готов поспорить, была заключена некая договоренность, и они были уверены, что она продержится. Проголосовать за новое правление, потом внимательно проверить балансовые книги. После, возможно, распустить «Траст» и выплатить деньги. Не знаю. Значения это не имеет, потому что их победили.

— Правда?

— Правда-правда. Этот Кардано не дурак. Без сомнения, в отца пошел. Но там явно шли и другие дебаты. Двадцать пять процентов он контролирует как душеприказчик, и другие группы голосующих блокировали каждое предложение, зато проголосовали за то, чтобы отложить все решения до тех пор, пока не будет улажено завещание Рейвенсклиффа. Если хочешь знать мое мнение, довольно много акционеров голосовало в ущерб собственным интересам.

— И ты сейчас скажешь, что не знаешь почему. Вот уверен, скажешь.

— В точку. Но я выясню, так что помоги мне. Зато я могу сказать кто — ну по крайней мере про некоторых. Во-первых, банк «Барингс». Я не до конца сообразил, что к чему, но, похоже, банк аккумулировал пай приблизительно в пять процентов. Конечно, это только догадка. Но через несколько дней смогу получить подтверждение. Я даже не знал, что у них тут что-то есть. Они организовывали выпуск акций, но я полагал, что с тех пор давно уже продали свою долю.

— Они купили что-то на следующий день после смерти Рейвенсклиффа, — сказал я, испытывая немалую гордость: ведь знал что-то, чего не знал Уилф. И в награду получил заинтересованный взгляд. — С чего ты взял, что это был «Барингс»? — не унимался я.

— Но ведь это было проявление силы, так? Сам Том Баринг явился голосовать. Мол, не лезьте, только время зря потратите. Так давалось понять.

— И кто из них был Том Баринг?

— Под семьдесят, лысеющий. Тот с орхидеей в петлице.

— Отставной подполковник, разговаривавший с Кортом?

— Кто такой Корт?

— Никто. Это не важно. А кто, собственно, этот Том Баринг?

— Один из клана Барингов. Исключительная личность. Знаю, о чем ты, когда говоришь про отставного полковника. Он как раз так выглядит. Но он один из лучших в стране экспертов по китайскому фарфору. Мне это, конечно, без надобности.

— Конечно. Так он большая шишка?

— Один из директоров. Разумеется, это уже не семейное партнерство. Банк преобразовали в компанию, когда лет двадцать назад его постигла катастрофа, но семья до сих пор имеет огромное влияние. А что до Тома Баринга, то он ленив. Действует безошибочно — когда его удастся растолкать, а это случается не слишком часто. Что он здесь появился, мощный знак. «Барингс» считает происходящее достаточно серьезным, чтобы Том бросил свой фарфор и приехал в Лондон присутствовать. Он так поступает, только когда дело жизненно важное.

— Застольная тема на многие годы, — заметил я.

— Вот-вот. Но нечего ерничать. Это еще долго многим не даст покоя.

— Так что, по-твоему, это значит?

— Понятия не имею. Только что пока за «Риальто» стоит «Барингс» и хочет, чтобы все это знали. Но очевидно, есть что-то еще. Кто-то пытался устроить переворот. Верховодил по большей части человек из «Андерсона»…

— Который тоже покупал акции «Риальто» сразу после смерти Рейвенсклиффа, — вставил я. И снова произвел впечатление на Уилфа, я был очень доволен собой.

— Но от чьего имени выступает «Андерсон», а? — спросил он.

— Как насчет того, кого выдвигали в председатели?

Уилф посмотрел презрительно.

— Пустышка. Лицо, ничего больше. Нет, друг мой, это кто-то еще. И долго он от меня ускользать не сможет. Вот увидишь.

Он забарабанил пальцами по столу. Странный огонек сверкал у него в глазах, когда он основательно отхлебнул из стакана.

— «Барингс» хочет ясно дать понять, что убежден — с «Риальто» все в порядке. Но поступает так, возможно, только потому, что прекрасно знает, что на деле что-то очень и очень не в порядке, и готов потерять свой пай, лишь бы это скрыть. А какой мотив может быть у банка для готовности потерять деньги? А? Вот ты мне скажи?

— Перспектива потерять еще больше денег?

Он потер руки.

— Ха, вот это будет интересно.

Ну и ну, подумал я, пусть докапывается. Я не собирался делиться с ним моим коронным знанием. Но я думал, что знаю, в чем тут дело. По сути, это было очевидно. Любое должное расследование «Риальто» выявит тот факт, что отчеты — липа и что из дочерних компаний были выкачаны миллионы. Но — и это было очень и очень весомое «но» — какой смысл? Разве это не простая оттяжка неизбежного?