Падение Святого города

Найюр вышел из своих покоев на террасу, глубоко вдохнул чистый послегрозовой воздух. Узкие улочки Джокты расползались вдаль, блестели под проясняющимся небом. Город напоминал большой амфитеатр с перевернутыми и выбитыми рядами. Найюр некоторое время смотрел на лагерь Конфаса на дальнем склоне напротив, представляя его себе как неизведанный берег.

Он вздрогнул от хлопанья крыльев. В стоявших вокруг лужах воды отразились трепещущие тени. Испуганные голуби пролетели над головой, устремляясь к месяцу, затем ринулись вниз, словно привязанные к террасе незримыми нитями. Тревожно воркуя, они скрылись внизу.

Где-то рядом послышался хриплый голос:

— Ты озадачиваешь меня, скюльвенд.

Демоны, как теперь знал Найюр, имеют много обличий. Они везде, они терзают мир своей разнузданной похотью. Птицы. Любовники. Рабы...

И прежде всего он.

— Убей Икурея,— ныл голос,— и псы сорвутся с цепи. Почему ты удержал свою руку?

Он обернулся к твари. К птице.

Найюр знал, что есть люди, поклоняющиеся птицам или, наоборот, проклинающие их. В Нансуре были священные павлины, кепалоранцы чтили лугового тетерева. При военных обрядах все айнрити приносили в жертву коршунов и соколов. Однако для скюльвендов птицы лишь помогали определить погоду, или ука-

зывали на то, что рядом волки, или возвещали смену времен года. А еще их ели, когда больше есть было нечего.

Так что это за тварь? Он поспорил с ней. Обменялся обещаниями.

— Ты твердишь мне об убийстве,— ровным голосом проговорил Найюр,— когда тебе следует заботиться о смерти дунианина.

Маленькое личико нахмурилось.

— Икурей плетет заговор, дабы уничтожить Священное воинство.

Найюр плюнул и повернулся к глади Менеанорского моря, по черной спине которого гигантский палец лунного света вел черту, разделяя воды надвое.

— Он нам нужен, чтобы найти другого... Моэнгхуса. Моэнгхус — более серьезная угроза.

— Дурак! — воскликнул Найюр.

— Я превыше тебя, смертный! — с птичьей горячностью ответила тварь.— Я из более жестокой расы. Ты не можешь постичь пределов моей жизни!

Найюр повернулся к птице боком, искоса глянул на нее.

— А почему? Кровь, что бежит в моих венах, не менее древняя. Как и порывы моей души. Ты не старше Истины.

Тварь едва слышно ухмыльнулась.

— Ты до сих пор не понимаешь их,— продолжал Найюр.— Прежде всего дунианин — это интеллект. Я не знаю их намерений, но я знаю вот что — они все превращают в инструмент для себя. И то, как они это делают, лежит вне пределов моего и даже твоего понимания, дермой.

— Ты думаешь, я их недооцениваю? Найюр отвернулся от моря.

— Это неизбежно,— пожал он плечами — Для них мы — почти дети, идиоты, только что вылезшие из чрева матери. Подумай об этом, пташка. Моэнгхус прожил среди кианцев более тридцати лет. Я не знаю твоих способностей, но вот что скажу: он превзошел их.

Моэнгхус... Даже произносить это имя было больно.

— Ты же сам говоришь, скюльвенд, что не знаешь моих способностей.

Найюр выругался и рассмеялся.

— Хочешь знать, что услышал бы в твоих словах дунианин?

— И что же?

— Позу. Тщеславие. Слабость, что выдает меру твоих сил и показывает множество направлений для атаки. Дунианин не стал бы опровергать твои заявления. Он даже подбодрил бы тебя в твоей уверенности. Он действует под прикрытием лести. Ему все равно, считаешь ты его ниже себя или своим рабом, пока остаешься в неведении.

Какое-то мгновение тварь смотрела на него в упор, словно скрытый смысл слов входил в его маленькую, как яблоко, головку цепочкой, слово за словом. Личико скривилось в подобии презрения.

— В неведении? В неведении относительно чего? Найюр сплюнул.

— Истинного твоего положения.

— И каково же мое истинное положение, скюльвенд?

— Тобой играют. Ты дергаешься в собственных сетях. Ты пытаешься управлять обстоятельствами, птичка, а они давно уже управляют тобой. Конечно, ты думаешь иначе. Как и у людей, власть занимает важное место среди ваших врожденных устремлений. Но ты всего лишь орудие, как и любой Человек Бивня.

Тварь склонила головку набок.

— И как же тогда мне стать своим собственным инструментом?

Найюр фыркнул.

— Сотни лет вы манипулировали событиями из тьмы — или так вы утверждаете. Теперь вы считаете, что делаете то же самое, что ничего не изменилось. Уверяю тебя, изменилось все. Ты думаешь, будто остаешься в тени, но это не так. Возможно, он уже знает, что ты подкатывал ко мне. Возможно, он уже знает пределы твоих возможностей и твои силы.

Найюр понимал, что даже древние твари разделят судьбу Священной войны. Дунианин обдерет их, как люди обдирают тушу бизона. Мясо пойдет в пищу, жир — на похлебку и топливо, из костей сделают орудия, шкура годится на шатры и щиты. Какими бы древними они ни были, их древность тоже можно сожрать. Дуниане — нечто новое. Вечно и бесконечно новое.

Как похоть или голод.

— Вам придется забыть старые пути, пташка. Придется идти нетореной тропой. Вы должны признать, что грубые обстоятельства ему на руку, вам с ним не тягаться. Вместо этого нужно ждать. Наблюдать. Вы должны найти и использовать возможность.

— Возможности... для чего?

Найюр воздел испещренный шрамами кулак.