И Суздальцев тренировал их по два, по три часа каждый день. В конце концов они перестали бояться воды, а Ступиков даже первым добирался до берега. Выявились двое, которые почти не умели плавать. Один — молодой, с румяным лицом девушки и красивыми глазами, Анатолий Козорезов, другой — Архип Гришко. Козорезов старался изо всех сил, но у него почему-то тонула голова и всплывал зад, а Гришко, похоже, симулировал. На воде он держится уверенно, а стоит нагрузить на него автомат и два диска с патронами, как он сразу же делает вид, что захлебывается. И вообще не нравился Суздальцеву рядовой Гришко. Узнал старший лейтенант этого крупного, похожего на битюга солдата недавно, а уже успел заметить, что тот ленив, лукав и жаден: табаку на закрутку никому не даст. Говорят, прежде он служил в хозяйственном взводе при какой-то армейской части и к боевым условиям не привык. Чувствовал Суздальцев, что трудно с ним будет в бою.
В ротной канцелярии старший лейтенант получил от писаря телефонограмму: по возвращении с занятий немедленно явиться в штаб. Тайная надежда на то, что речь идет о настоящем деле, оправдалась: поступил приказ готовить десант на Курилы.
Суздальцев поздно вернулся в роту. Хитрые улыбки десантников говорили о том, что солдаты догадываются о приказе. Морские пехотинцы сидели уже с вещевыми мешками.
Посадка на корабли началась на следующий день поздно вечером. Роте Суздальцева было отведено небольшое десантное судно первого эшелона. Пока старший лейтенант ходил к командиру судна представляться и согласовывать порядок посадки, в роту прибыл командующий, десантными войсками. Сбегая по сходне на причал, Суздальцев узнал его по голосу. Командующий говорил кому-то:
— Нет, нет, вам непременно нужно к врачу. Я знаю, что такое невыносимая зубная боль.
— Боюсь, товарищ генерал, — Суздальцев узнал голос Твердохлебова. — Врач может оставить на берегу, а мне это никак нельзя… У меня к японским самураям свой счет: они убили моего отца в гражданскую войну!
В темноте — было полное затемнение — белеет повязка на лице Ивана Твердохлебова, у него сильный флюс после вчерашних учений. Суздальцев уже предлагал Твердохлебову идти к врачу, но тот отказался. Сейчас солдат убеждал генерала:
— Товарищ командующий, когда начнется десант — жарко будет, а зубы тепло любят… — В голосе улыбка.
— Жарко, говорите? Будет и холодно. Захватить плацдарм — это еще не значит одержать победу. Плацдарм нужно удержать, а для этого придется посидеть в траншеях. Какие у кого жалобы, товарищи!
Подошел, представившись, Суздальцев.
— Вот твоих орлов прощупываю, — весело встретил его генерал. — Больного нужно оставить, — он указал на Твердохлебова. — Пусть посидит в тепле, во втором эшелоне.
— Есть оставить, товарищ командующий!
Только теперь понял Твердохлебов, что дело принимает серьезный оборот, — сначала он принял вопрос генерала за шутку.
— Товарищ генерал, товарищ старший лейтенант, — взмолился солдат, поворачивая жалобное лицо то к одному, то к другому, — да как же это? — Он быстро сорвал со щеки повязку, — Это ребята меня сбили с толку: надень да надень, а я, дурак, и послушался. А ведь на самом-то деле это совершенный пустяк!
Генерал щелкнул фонариком, и в лицо Твердохлебова брызнул луч света. На щеке флюс почти с кулак.
— Пустяки, говорите? Продует — и воспаление надкостницы.
Солдат заволновался еще больше.
— Да товарищ командующий, да как же это? Столько ждали. — В голосе мольба. — Ну разрешите, пожалуйста, я хоть экипажу буду помогать, только бы от роты не отрываться…
— Пойдете на транспорте с резервом, — голос генерала неумолим. — Адъютант, запишите этого солдата на транспорт до излечения.
Иван Твердохлебов сник.
— Какие еще вопросы, товарищи? — повторил свой вопрос генерал.
— Вот тут вопрос, товарищ генерал… — и голос сорвался, умолк.
Из задних рядов его поощрил другой голос:
— Говори, Гришко, говори…
Тот, кого назвали «Гришко», кашлянул и уже смелее повторил:
— Вот тут вопрос, товарищ генерал: многие солдаты пооставляли кое-какое личное имущество в казарме… Ну, а к примеру, ежели кто из нас того… Ну, это самое… Что с тем имуществом будет?
— А вы адреса своих близких при этом имуществе оставили?
— Так точно, оставили, товарищ генерал.
— Тогда можете не беспокоиться. — Голос генерала хмурый.
— А мы беспокоимся, товарищ генерал, — продолжал осмелевший Гришко. — У нас так бывает в хозвзводах: лучшее себе, а дерьмецо по адресу.
— За это будем расстреливать, — еще более хмуро пообещал командующий. Выдержал паузу — жалоб и вопросов больше не было — и, повернувшись к Суздальцеву, приказал: — Начинайте посадку. Желаю успеха, надеюсь на вас! До встречи на острове! — Козырнул и быстро исчез в темноте.
Посадка была скорой и четкой. Загудели дизельные машины десантного судна, прогремела команда «отдать швартовы!», и в этот миг у кормы мелькнула фигура, перемахнувшая через борт на палубу. За ней еще одна и еще. Дзинь-дзинь — судно пошло на рейд. А на корме шепот:
— Тут должна быть дверь…
— Нужно спросить у матроса.
— А не выдаст?