Падение титана, или Октябрьский конь

– Мне знакомо и ваше наречие, – сказал он на писидийском языке. Потом посмотрел на перса, сидевшего рядом, и вернулся к греческому: – Но увы, Дарий, персидского я не знаю. Так что будем общаться на греческом.

В течение четверти часа Цезарь объяснял собравшимся ситуацию, ни за что не извиняясь. Война в Александрии была неизбежна.

– Однако, – продолжил он после паузы, – я предпочел бы вести ее только на западной стороне коридора: так было бы лучше и для меня, и для вас. Не ополчайтесь против меня, и я гарантирую, что мои солдаты не вторгнутся к вам. Обещаю также, что вы не будете голодать. Что же касается перебоев с товарами и потери прибыли, то, разумеется, это неизбежно. Война есть война. Однако возможны и компенсации за все издержки, когда я побью Ахиллу и подчиню город. Не мешайте Цезарю, и Цезарь будет у вас в долгу. А долги Цезарь платит.

Он поднялся со своего курульного кресла и подошел к трону:

– Я думаю, о фараон, что это в твоей власти заплатить всем, кто поможет тебе удержать трон?

– Да.

– Тогда готова ли ты компенсировать евреям и метикам их финансовые потери?

– Готова, если они не будут тебе мешать, Цезарь.

Симеон встал, низко поклонился.

– Великая царица, – сказал он, – в знак твоего благоволения не одаришь ли ты нас, евреев и метиков, еще одной привилегией?

– Какой, Симеон?

– Александрийским гражданством.

Последовала длинная пауза. Клеопатра сидела, спрятавшись за своей экзотической маской. Глаза прикрыты медно-зелеными веками, жезл и плеть на груди то вздымаются, то опадают в такт дыханию. Наконец блестящие красные губы открылись.

– Я согласна, Симеон и Дарий. Александрийским гражданством будут наделены все евреи и метики, прожившие в этом городе больше трех лет. К тому же вы получите финансовую компенсацию за потери, которые понесете в этой войне. А еще каждый еврей или метик, взявшийся за оружие, чтобы меня поддержать, может рассчитывать на награду.

Симеон вздохнул с облегчением; остальные пятеро нерешительно переглянулись, не веря своим ушам. Наконец-то они получат то, в чем им отказывали веками!

– А я, – сказал Цезарь, – добавлю еще римское гражданство.

– Цена более чем справедливая. Мы согласны, – просиял Симеон. – Более того, чтобы доказать нашу лояльность, мы будем охранять побережье между мысом Лохий и ипподромом. К нему, правда, нельзя подойти на больших кораблях, но у Ахиллы много маленьких лодок, он может использовать их. А позади ипподрома, – пояснил он Цезарю, – начинаются болота Дельты Нила. Такова воля Бога, а Бог – наш лучший союзник.

– Вот и прекрасно, – сказал Цезарь. – Прошу, угощайтесь.

Клеопатра поднялась.

– Фараон вам больше не нужен, – сказала она. – Хармиона, Ирада, помогите мне спуститься.

– О, избавьте меня от всего этого! – простонала она, как только вошла в свои покои.

Прочь сандалии, прочь нелепая накладная борода, прочь тяжеленный золотой воротник! Кольца, браслеты и ожерелья посыпались на пол. Испуганные служанки стали их подбирать, косясь с подозрением друг на друга. Велик соблазн присвоить вещицу, но и кара за то велика. Клеопатра сидела, пока Хармиона и Ирада с трудом снимали с нее огромную двойную корону. Под золотом и эмалью та была сплошь деревянной, с выдолбленным в основании углублением, идеально повторявшим форму черепа Клеопатры, чтобы ни при каких обстоятельствах не сползти с ее головы. Двойная страховка, и тяжесть тоже двойная.

Вдруг Клеопатра увидела красивую египтянку в платье храмового музыканта, радостно вскрикнула и упала в ее объятия:

– Таха! Таха! Моя мать, моя мать!

Хармиона и Ирада ворчали, что изомнется накидка, расшитая бисером, но Клеопатра их не слышала. Она обнимала и целовала Таху.

Ее родная мать была доброй и милой, но всегда слишком занятой, чтобы проявлять к дочери нежные чувства. Клеопатра ее не винила, ведь она и сама росла в ужасной атмосфере александрийского дворца. Митридат Великий выдал свою дочь Клеопатру Трифену за Птолемея Авлета, незаконного сына Птолемея Сотера, прозванного Латиром. Она родила ему двух дочерей, Беренику и Клеопатру, но сыновей у нее не было. У Авлета была сводная сестра, еще ребенок, когда Митридат заставил его жениться на Клеопатре Трифене, но это было тридцать три года назад, и сводная сестра выросла. Однако, пока Митридат Великий был жив, Авлет не смел и помыслить о расторжении брака; ему оставалось лишь ждать.

Когда Беренике исполнилось двенадцать лет, а маленькой Клеопатре пять, Помпей Великий положил конец благоденствию Митридата Великого. Тот бежал в Киммерию и был убит одним из своих сыновей (тем самым Фарнаком, который сейчас вторгся в Анатолию). Авлет тут же развелся с Клеопатрой Трифеной и женился на своей сводной сестре. Но дочь Митридата была прагматичной и проницательной. Ей удалось остаться в живых, и она продолжала жить во дворце со своими двумя дочерьми. Новая же супруга родила Авлету еще одну дочь, Арсиною, и наконец двоих сыновей.