Пока «Нильский Филопатор» все ближе подплывал к самым южным районам Верхнего Египта, Цезарь размышлял о том, что египтяне неслучайно сделали своих богов полулюдьми-полуживотными, ибо Нил – это весь их мир, где животные органически входят в жизнь человека. Крокодил, гиппопотам и шакал внушают ужас. Крокодил таится, чтобы схватить неосторожного рыбака, или собаку, или ребенка. Гиппопотам сотрясает берег, поедая посевы и втаптывая их в землю своими огромными ножищами. Шакал шастает по домам, крадет младенцев и кошек. Поэтому Собек, Таверет и Анубис – злые боги. А вот Бастет-кошка ест крыс и мышей. Гор-сокол делает то же самое. Тот-ибис склевывает насекомых-вредителей. Хатхор-корова дает мясо и молоко. Хнум-баран производит овец – это то же мясо и молоко, а также шерсть. Для египтян, замкнутых в узкой долине и живущих только тем, что дает им река, боги естественно должны быть и животными, и людьми. А над всем этим Амон-Ра – солнце, ежедневно дарующее всему живому свой свет. Или взять луну. Для римлян она ассоциируется с дождем, или женским циклом, или перепадом в настроении, а для египтян луна – это лишь часть Нут, ночного неба, которое тоже дает земле жизнь. Что касается представления о богах, то римляне смотрят на них как на силы, пролагающие связующие пути между двумя весьма разными мирами, а египтяне – нет, они живут по-иному. Там, где есть только солнце, небо, река, человек и животные. Космология лишена абстрактных концепций.
Хорошо было бы увидеть место, где Нил вытекает из бесконечного красного ущелья, чтобы стать всем для Египта. Клеопатра говорила, что в засушливой Нубии река ничего не увлажняет, ибо течет среди скал.
– А в Эфиопии в Нил впадают два притока, и он опять становится добрым, – объясняла она. – Эти два притока собирают летом дожди и разливаются, а сам Нил течет мимо Мероэ, где живут царицы египтян-изгнанников – сембритов, некогда правивших Египтом. Они такие жирные, что не могут ходить. Сам Нил питается от дождей, которые идут круглый год где-то далеко за Мероэ, вот почему он не высыхает зимой.
Они осмотрели первый ниломер на острове Элефантина возле малого водопада и двинулись вверх по реке к Первому порогу, где вода белой пеной падала с обрыва. Затем поплыли к колодцам Сиены, знаменитым тем, что в самый длинный день года полуденное солнце любуется своим отражением в их глубине.
– Да, я читал Эратосфена, – сказал Цезарь. – Здесь, над Сиеной, солнце останавливает свой путь на север и снова идет на юг. Эратосфен назвал это тропиком, поворотной точкой. Выдающийся человек. Помнится, именно он утверждал, что геометрию и тригонометрию изобрели в Египте, а не где-то еще. И мальчишки, такие как я, яростно спорили со своими учителями, отдававшими пальму первенства в этом Евклиду. А мы говорили, что геодезия в первую очередь была нужна египтянам, чьи межевые камни ежегодно передвигала вода.
– Да, но не забывай, что именно носатые греки обо всем этом написали! – засмеялась Клеопатра, хорошо знавшая математику.
В этом путешествии Цезарь многое узнал и о Клеопатре, и о Египте. Нигде, ни у народов, обитавших вокруг Нашего моря, ни у парфян, монарх не пользовался таким почитанием, как фараон в Египте. И это почитание не вызывалось рабским желанием подольститься к высокородной особе или животным страхом, оно было чем-то само собой разумеющимся. Народ собирался на берегу, чтобы бросить цветы на проплывающую мимо баржу и пасть ниц, выкрикивая имя своей властительницы. И так по всему ходу баржи – люди падали, поднимались, падали, поднимались. Само присутствие фараона проливало на них благодать, и разлив Нила был идеальным.
При всякой возможности Клеопатра взбиралась на палубное возвышение и вставала так, чтобы подданные могли видеть ее круглый живот. И его видели все. В каждом городе, в каждом селении. Она стояла величественная, невозмутимая, в белой короне Верхнего Египта. Баржу окружали маленькие рыбацкие лодки из ивовых прутьев, обтянутых кожей. Порой вся палуба утопала в цветах. Шесть месяцев беременности сказывались на ее внешности. Она потеряла привлекательность, подурнела. Но женщина не имела значения. Фараон – вот что было важнее всего.