— Мы вам напомним. Ведь вы знали, что, с одной стороны, Ленин его звал заграницу, с другой — вы его туда посылали? С одной стороны, Ленин печатал отчеты о бывшей там конференции, с другой стороны, Малиновский доносил вам об этой конференции. Вы знали все это?
Виссарионов.
— Да, он сообщал.
Председатель.
— Вы послали туда не его одного, а нескольких провокаторов. Из тринадцати участников съезда были три провокатора.
Виссарионов.
— Из деятельности Малиновского я припоминаю, что он говорил о той розни, которая возникла во фракции с.-д. между большевиками и меньшевиками. Эта рознь, в то время, несомненно, с ведома министра (потому, что все сведения докладывались и товарищу министра) признавалась допустимой и полезной в виду того, что давала возможность правительству того времени бороться…
Председатель.
— Раскол фракции с.-д., который имел место в 4-й Государственной Думе, произошел не только с ведома, но и при содействии вашем и Белецкого. Какие директивы вы дали вашему секретному сотруднику Малиновскому в отношении этого раскола?
Виссарионов.
— Я подробностей не припомню.
Председатель.
— Не надо подробностей, скажите сущность директив?
Виссарионов.
— Насколько я помню, это — помимо Малиновского. Распад, как бы, сам собой возник. Ему говорил директор, что, раз это так идет, то полезно, чтобы он так и продолжал.
Председатель.
— Это опять общие разговоры. Вы хотите нас поставить на точку зрения осведомления, но вы знаете, что фракция была маленькой кучкой, что Малиновский был лидер партии. Вы знаете, что в расколе партии лидер не может быть пассивным осведомителем. Вы знаете настолько политическую жизнь, чтобы признать несомненным, что лидер партии должен стоять за или против этого. Какие были директивы: раскалывать фракцию или ее держать? Какую позицию занял руководимый вами Малиновский?
Виссарионов.
— Ведь не я руководил.
Председатель.
— Вместе с Белецким.
Виссарионов.
— Главным образом, конечно, директор руководил.
Председатель.
— Тут трудно сказать, кто главным образом. Но в чем заключалось руководство?
Виссарионов.
— На свидании он обыкновенно рассказывал.
Председатель.
— Эти свидания происходили в конспиративной квартире?
Виссарионов.
— Нет, в ресторанах.
Председатель.
— Вы или Малиновский как-нибудь маскировали себя?
Виссарионов.
— Особенного ничего не требовалось; были в отдельном кабинете одного из ресторанов и, за ужином, беседовали. Он рассказывал, что происходило. Эти сведения отмечались, записывались в дневник. Директор говорил, что было бы желательно то-то и то-то сделать, т.-е. он поддерживал этот разговор.
Председатель.
— Вы осведомлялись о речах Малиновского раньше, чем они были произнесены, и по поводу их содержания. Малиновский с вами беседовал?
Виссарионов.
— Я вам доложил, что он отступал от того предположения, которое у него было, и произносил далеко не то, что он думал.
Председатель.
— Т.-е. не то, что он думал, а то, что вы думали? Он отступал от директив, которые вы ему давали?
Виссарионов.
— Которые вырабатывались на этом свидании.
Председатель.
— Будем говорить «на этих свиданиях», потому что их было много. В какую сторону он отступал?
Виссарионов.
— В более партийную.
Председатель.
— Что вы делали, когда ваш сотрудник произносил зажигательные речи с кафедры Государственной Думы?
Виссарионов.
— Я докладываю, что я был крайне этим удручен. Я лично не сочувствовал этому.
Председатель.
— Как реализовали вы, представители власти, это ваше удручение?
Виссарионов.
— Я говорил товарищу министра; другого способа у меня не было. После того доклада, который я сделал после принятия его в агентуру, я считал, что все сделанное обставляется тайной; раз те, кто выше меня стоит, продолжают поддерживать это положение, то, следовательно, тут остается только…
Председатель.
— А если бы вы, чиновник четвертого класса, бывший прокурор суда, получили предписание убить собственными руками, а не через посредство других, вы бы исполнили это приказание?
Виссарионов.
— Нет, не исполнил бы.
Председатель.
— Вот видите, мы не можем признать правильной точку зрения, что чиновник четвертого класса, вице-директор, словом, высоко стоящее лицо, призванное водворить законность, было пешкой в руках своего начальства.
Виссарионов.
— Я считаю, что мне надо было оставить все это и отойти.
Председатель.
— Да. Позвольте еще, насчет инструкции — вы делали исправления?
Виссарионов.
— Нет.
Председатель.
— Значит, если есть какие-нибудь поправки, то они не ваши?
Виссарионов.
— Может быть, они сделаны рукой директора. На этих свиданиях я более молчал, чем говорил. Так что, главная роль принадлежала, конечно, директору.