Падение царского режима. Том 3

Маклаков. — В конце октября или в начале ноября. Я ему сделал ответный визит и сразу попал к нему на завтрак, потому что дожидаться его было невозможно. Завтрак был незваный, там было четыре человека. Второй раз я приезжал к нему с просьбой по департаменту полиции. Был в черниговской губернии один полицейский чин, помощник полициймейстера; он умер, осталась семья. Я принес прошение, чтобы Протопопов дал денежную субсидию из департаментских сумм. Еще раз я был у него с аналогичной просьбой, по поводу пенсии советнику губернского правления черниговской губернии…

Председатель. — Это частности. Затем?

Маклаков. — Затем, собственно, у меня никаких отношений с ним не было. Я всегда хожу в шефскую церковь министерства внутренних дел на Фонтанку. Раз мы встретились с ним там, но никакого сближения не произошло.

Председатель. — Относительно Распутина вы рассказали один случай, а второй?

Маклаков.

— Второй, когда он жаловался, что государю было доложено, что он в Москве безобразничал. Позвольте мне еще сказать о Распутине. Я лично ни разу в жизни у него не был, все мое знакомство ограничилось этим. Я позволю себе подчеркнуть это потому, что не только здесь, в Петрограде, но и в Москве, где я должен был участвовать в дворянском собрании (должно быть, в январе 1914 года), по словам Джунковского, передавалось из уст в уста, будто я ни одного дела не начинаю без благословения Распутина. Целую ему руки. Я просил Джунковского, который знал мою жизнь и знал, кто у меня бывает, опровергнуть эту гадость, потому что меня замазали. Это настолько вздор, что мне даже неловко опровергать это.

Председатель. — Были у вас какие-нибудь отношения с Андрониковым?

Маклаков. — Мои отношения с ним очень своеобразные. Он один из первых прислал мне поздравительную телеграмму с назначением в министры. Я, когда ехал сюда, уже слышал от чиновника особых поручений, что собой представляет этот человек, что он, между прочим, необычайно шантажирует на своем близком отношении к моему предместнику Макарову. На телеграмму я не ответил, а когда приехал в Петроград, нашел его карточку, но и карточкой не ответил. Он прислал письмо, что так радуется, просил принять его, спрашивал, неужели его успели оклеветать в моих глазах. Я не ответил. Я его никогда в жизни не видал, никогда не принял и даже больше — я чуть-чуть не попал с ним в неприятную историю из-за Сухомлинова. Сухомлинов был с ним близок, потом разошелся. В один прекрасный день (должно быть, в конце 1914 или в начале 1914 года), в совете министров, Сухомлинов мне говорит: «Государь повелел передать вам, чтобы вы выселили из Петрограда Андроникова». Будучи генерал-адъютантом, он имел право передавать высочайшие повеления; это было равносильно приказу; я ответил: «Владимир Александрович, вы напишите, а я скажу государю на докладе». «Что же, — говорит, вам его беспокоить?» Когда я доложил об этом государю, государь сказал: «Я ничего подобного не говорил, я сказал: обратитесь к министру внутренних дел, он распорядится». Таким образом, никакой высылки Андроникова не вышло; но, так как вопрос был возбужден, было произведено негласное расследование, в высокой степени для него неблагоприятное. Мне казалось, что этот человек, денежно способный на все, очень мало честный, в нравственном отношении был настолько под знаком вопроса, что начальник кавалерийского училища, приказом по училищу, запретил юнкерам бывать у него на квартире. Подобные документы в прежнее время были поводом к высылке; у меня же не было к тому никаких оснований; мое отношение к нему было — никакое, а в нравственном отношении — всегда самое отрицательное. Даже больше — я его вычеркнул: он состоял при министерстве внутренних дел, и я, придравшись к статье о том, что лица, не посещавшие службу в течение четырех месяцев, считаются выбывшими, вычеркнул его. Тогда Саблер подобрал его в министерство православного исповедания.

Председатель. — Какие у вас были отношения с Вырубовой?

Маклаков. — Никаких. Я ее видел в Ливадии. У нас она никогда не бывала. Жена с ней познакомилась, кажется, у Танеева. Раз в жизни я был у нее по приказанию государыни, которая просила передать что-то по поводу лазарета, который они начали.

Председатель.

— Вы говорите, что в совете министров вы обычно голосовали за отсрочки думы. А касались вы этих вопросов в ваших докладах бывшему императору?

Маклаков. — Несколько раз бывали разговоры. Надо вам сказать, что государь довольно холодно относился к этому вопросу. Он мало придавал значения. Но, когда заходил разговор, я говорил и там то, что вам говорю (вообще, я всегда одно и то же говорю): либо продлить полномочия, либо — возьмите руль направо или налево; а то, что мы делали, — это походка пьяного, от стены к стене.

Председатель. — При этом, между левым и правым направлением, вы выбирали правое?

Маклаков. — Всегда правое. Я, как родился, всегда так смотрю.