В провинциях, конечно, не обходилось без насилия. В определенных районах империи и в определенное время активность бандитов представляла собой серьезную проблему и иногда приобретала социально-политическую окраску. Пираты и разбойники стали традиционными персонажами греческой и римской художественной литературы. Это показывает, что они завладели воображением публики, но отсюда не следует, что их можно было запросто встретить в повседневной жизни. Однако во многих источниках упоминается и о других формах насилия, организованного или случайного, — землевладельцев по отношению к арендаторам или какой-либо группы лиц по отношению к слабым и беззащитным. Но следует проявлять некоторую осторожность, поскольку преступления, особенно связанные с насилием, привлекают непомерное внимание средств массовой информации и сегодня, во многом просто потому, что никто не хочет сообщать или узнавать об обычных бессобытийных днях. На местном уровне отсутствовала организованная полицейская сила, и преступления в империи случались, но то же можно сказать и о других больших государствах. Крупные восстания были редкостью. Иудея восставала при Нероне (66—73), а затем при Адриане (132—135), а еврейское население в Египте, на Кипре и в некоторых других провинциях бунтовало при Траяне (115—117). В каждом случае борьба оказывалась жестокой и кровавой, но в конце концов римляне беспощадно подавляли восстания{20}
.Евреи с их сильным национальным чувством, которое еще более обостряли их религия и традиции, толкавшие их на сопротивление завоевателям, представляли особое явление. Еврейские общины были рассеяны по городам империи, но многие из них находились и за ее пределами, в Парфянском царстве. Парфия являлась единственной крупной независимой державой на границах империи; ее власти подчинялись территории современных Ирака и Ирана. Римляне проявляли по отношению к парфянам уважение, немыслимое в отношениях с другими народами, но никогда не вели себя с ними как с равными. В подходящей боевой обстановке парфянская кавалерия являла собой страшную силу и в прошлом не раз наносила поражение римской армии, хотя конфликты неизменно заканчивались договорами в пользу Рима[13]
. Однако мощь Парфии не стоит преувеличивать — империя смогла остановить ее дальнейший рост. Траян предпринял крупное вторжение на ее территорию и разграбил парфянскую столицу Ктесифон. О том же, чтобы парфянская армия когда-либо угрожала городу Риму, не шло и речи. Между Парфией и Римом лежало Армянское царство, цеплявшееся за свою хрупкую независимость. В культурном отношении оно имело больше общего с Парфией, и его престол нередко занимали представители парфянской царской фамилии. Однако римляне настаивали на том, что только они могут даровать легитимность новому армянскому монарху.Траян попытался присоединить значительную часть Парфии, но ему помешали бесчисленные восстания на только что покоренных территориях и собственное подорванное здоровье. Его преемник Адриан оставил новые провинции, и Парфия отчасти вернула себе былое могущество. На других участках границы Рим имел дело с куда менее сильными контрагентами. Подавляющее большинство их составляли племена, политически разобщенные и зачастую враждовавшие друг с другом. Иногда появлялся какой-либо харизматический вождь, объединявший на какое-то время несколько племен, но его власть редко переходила к наследнику. Значительная часть римской армии стояла на границе или рядом с нею, для предотвращения любых возникавших угроз. Это уже само по себе говорит о том, что серьезные восстания в большинстве внутренних провинций считались немыслимыми. Греческий оратор Элий Аристид, писавший во II веке, сравнивал римского воина со стеной, которая защищает город{21}
.