Падшая звезда

Охотник так удивился, что открыл до того плотно стиснутые припухшие веки и сел, оглядываясь. А сев, увидел лиловую бурю так, как её не видел ещё ни один из людей Куттаха: изнутри. Тугие, густые и тёмные струи бесновались вокруг, завиваясь кольцами, корчась, как пришпиленные к земле меткими стрелами ядозубы. Небо полностью потерялось за этим жутким погибельным буйством. Чистым оставался только небольшой круг земли и воздух, попавший словно бы в купол невидимого шатра над этой землёй. А в круге сидели трое охотников, в том числе он сам; лежала туша прыгуна со снятой с него шкурой и находились две жутенькие серые твари весьма опасного вида. Находились, но не нападали. И охотники не нападали на них, потому что Когур, например, довольно быстро сообразил, чьи нечеловеческие "руки" вынесли его на этот островок безопасности.

А ещё эти серые восьмилапые твари льнули к ногам чужой-с-одной-косой. Нападать же на неё не стал бы ни один сколько-нибудь разумный человек. Ибо она стояла, раскинув руки, прямиком посреди невидимого купола, и опять-таки не надо было много ума, чтобы понять, откуда этот купол здесь взялся.

"Никакая она не знающая. Она — Сильная!"

В голове у Когура зашевелились почти позабытые за ненадобностью легенды. Впрочем, какая там надобность? Он ведь охотник, а не знающий. Ему это не надо.

Было не надо. А что теперь?

…жесток к своим людям Куттах. Но не всегда мир этот неблагой, злосчастный звался именно так, и не всегда был он жесток к пребывающим в нём. Некогда меж людей Куттаха тоже бывали Сильные; и стояли они на краю, сдерживая зло, и ходили меж простых смертных, утишая страсти, даруя облегчение от страданий, лучась теплом. В те времена жизнь была много легче, люди Куттаха были многочисленны, и многие искусства, забытые ныне, держали они в руках своих. Ныне от былого богатства осталась лишь бледная память…

"Эх, как там дальше? Не вспоминается! Ныммуха надо спросить, вот что!"

Впервые за долгое — очень и очень долгое! — время Когур, сам не замечая того, всерьёз задумался о далёком прошлом и не самом близком будущем.

Лиловые бури, бич Пустошей, не длятся долго. Прошла и та, в которую по неосторожности угодили они. Встретивший их Ныммух даже не слишком удивился тому, что все живы, целы и притом вернулись с хорошей добычей. Серым паукам он не удивился тоже. Для того, чтобы выживать, люди Куттаха поневоле должны научиться принимать сущее, как должное.

Правда, те люди Куттаха из племени Хурл, которые оставались в кочевье, всё-таки не остались спокойны. Особенно первый (или всё же второй?) по силе охотник, Сыйлат.

— Хо! — воскликнул он, хлопая себя по солнечному сплетению, где, как всякому известно, живёт в человеке смех. — Когур! Ты завёл себе новую жену? Ох, нет, должно быть, это твой новый муж, если судить по причёске…

Второй (или всё же первый?) по силе охотник ответил с небольшой запинкой.

— Если судить по делам, — отмолвил он, положив свободную руку на пояс — не рядом со свежевальным каменным клыком, но близко, — да, Сыйлат, если судить по делам… я бы снова и без боязни сходил на охоту с этой чужой женщиной. Или ты откажешься от своей доли прыгуна, добытого с её помощью?

— Странно слышать такое, Когур, особенно от тебя. Неужели ты впрямь позволил женщине участвовать в охоте?

— Вот что я скажу, Сыйлат. Давай-ка ты попробуешь переплести ей волосы так, как положено, а я со своими ближними родичами постою в сторонке и посмотрю.

Тут уж не только Когур, но и его сын с племянником, тащившие жердь с привязанным к ней прыгуном, дружно захлопали себя по животам.

Главная черта любого хорошего охотника — осторожность.

— Эй, Ныммух! — бросил Сыйлат. — Не знаешь ли, что такое случилось с этими людьми? Может, они нанюхались или наелись какого-нибудь дурмана?

— Не спеши судить, охотник, — негромко ответил старый знающий. — Бывает время быстрых дел и время дел медленных. Когда есть еда, и есть гость под пологом дома, и есть рассказы об удивительном — тогда не время быстроте.

Может быть, Сыйлат всё же не внял бы этому мудрому совету, но наткнулся на взгляд серебряных глаз, холодных даже не как камень, а как металл, которого было так много в снаряжении однокосой… и стушевался. Трудно сохранить спокойную уверенность, когда кто-нибудь смотрит на тебя и ясно тебя видит — всего целиком, со всеми достоинствами и преимуществами, от менового стального ножа до лучшей в племени накидки из полос крашеной кожи — но остаётся к такому богатству, верной примете силы, полностью равнодушен.

Из осторожности, не из дерзости, рождается в человеке ум.

"Подожду. И послушаю рассказы об удивительном", — решил Сыйлат.

Однокосая бледно улыбнулась.

2

За время своей короткой, но очень разнообразной и насыщенной жизни Терин-Ниррит навидалась всякого. Начиная от рукотворных чудес вроде "Морской молнии" и заканчивая вонючими забегаловками на унылых задворках Аг-Лиакка. И всё же быт племени Хурл поразил её — даже в том состоянии душевного оцепенения, в котором она пребывала.

Нищета.