Падшие мальчики

Маршалл прошел в гостиную, стены которой украшали фотографии в рамках, на которых были запечатлены они втроем, отмечающие дни рождения, Рождество, первый день Ноя в детском саду. Застывшие, собирающие пыль мгновения. Маршалл обвел их взглядом и рухнул на диван с пивом в руке.

Глава 7

Пустые глаза манекенов следили за каждым движением Ноя. Мужчины, женщины и дети встречались с ним взглядом, проникали в душу до самого дна. Они пугали его. Сердце билось все быстрее, в ушах гудело. Неподалеку снова зарычал динозавр.

Ной бросился вверх по скату, липкая рука скользила по перилам, пока ладонь не начало жечь. Здесь, на самом верху, толпа поредела. Голоса превратились в громкий неразборчивый скрежет. Сердце Ноя замерло: слева от него заплясали разноцветные всполохи. Он отшатнулся от перил и вскрикнул. Глаза защипало от пота. Яркий вихрь поднимался все выше, пока не завис под потолком — толстым стеклом, отделявшим красные, оранжевые, серебряные воздушные шары от молнии снаружи.

Клэр не понимала, как сильно натерла ноги, пока не сняла туфли. Кожа покраснела и сморщилась. Она стянула спортивный носок, чтобы посмотреть, нет ли на нем пятен крови, и не обнаружила их. Клэр привыкла к боли настолько, что та стала неотъемлемой частью ее жизни, но она продолжала терпеть. Клэр смирилась с саднящими лодыжками, с молнией, бьющей между лопатками посреди ночи.

Мог бы помочь медицинский массаж, но мысль о том, что незнакомцы будут дотрагиваться до ее тела, пугала. Неужели для этого ей придется снять блузку? Клэр была против. От неуверенности она чувствовала себя уродливой. Толстой.

В глубине души Клэр понимала, что красива, но ненависть к себе вошла у нее в привычку. Как и боль между лопатками и вокруг щиколоток: легче принять ее как данность и не думать о том, чем она это заслужила.

Поток мыслей оборвали крики.

Продавец, опустившийся перед ней на корточки, поднял глаза, усталые, блекло-голубые, полные разочарования. Клэр увидела в них свое отражение. Продавец моргнул. Фоновая музыка, что-то знакомое, отдавалась в голове. Клэр встала, чуть кренясь набок, держа в руке туфлю.

Крики становились все громче, они нарастали, словно волна.

Продавец вслед за покупателями подошел к витрине.

— Черт возьми, что случилось? — спросил он.

Клэр повторила его вопрос, надевая туфлю. Лодочка обхватила лодыжку, и Клэр ощутила привычный дискомфорт. Почувствовала себя цельной. Отсутствие боли мешало сосредоточиться.

— Что случилось?

— Люди, — ответил мужчина. — Все бегут.

Глава 8

На экране телевизора куда-то бежали Малдер и Скалли. Маршалл вспомнил, как впервые взял сына на руки. Ной был таким маленьким. Крохотная кукла в пеленках, он смотрел на мир, широко раскрыв глаза, впитывая цвета и звуки. Глаза Маршалла затуманили слезы, когда в тот момент в больнице он впервые понял, что такое безусловная любовь.

Сначала он боялся взять сына на руки.

Что, если я его уроню?

Бабочкам в его животе потребовалось время — месяцы, — чтобы успокоиться. Но он научился доверять собственным мускулам и понял, что достаточно силен, чтобы уверенно держать сына.

Маршал не знал, почему вспомнил об этом, но воспоминание было приятным. Реальным. «Секретные материалы» продолжались.

Он выдохнул, поднеся бутылку к губам, — раздался свист. Маршалл закрыл глаза, но все еще видел на изнанке век круги света от ламп — все было красным. Он гадал, усталость ли вызвала прилив ностальгии.

Клэр.

Они познакомились за миской массаман-карри в городке Чианг Май в Таиланде. Она села к нему за столик, буквально появилась из ниоткуда. Его внимание привлекли ее рыжеватые волосы.

— Боже мой, я должна это попробовать! — сказала она, указывая на его порцию.

Первые слова, которые он от нее услышал. Маршаллу понравился ее голос с сильным, выразительным акцентом. Особенный. Восхитительный. Уверенность Клэр привлекала его не меньше ее внешности. Он спросил, не американка ли она, и почувствовал себя дураком, когда Клэр ответила, что канадка. Она не обиделась, не лишила его своего общества — разве что ложки.

— Можно?

Таким был их первый ужин. После того вечера, пахнувшего пряностями и жареными бананами, Клэр (тогда) Редман и Маршалл Дикинс стали неразлучны.

Оба путешествовали по Юго-Восточной Азии в одиночестве и мечтали о компании, их плечи болели от тяжести рюкзаков. Каждый нашел в другом родственную душу, они были разные, но в то же время так похожи. Клэр любила его спокойствие. Маршалл восхищался ее энергией. Они танцевали в Бангкоке, истекая по́том, исследовали провинции, ездили на слонах, пробовали разные, порой сомнительные, блюда. Вскоре страсть оплела их, словно лиана, одновременно поддерживая и удушая. Они занимались любовью снова и снова. Их кровать билась о тонкие стены хижины, в открытые окна залетали комары. Клэр не походила ни на одну из его бывших. Она даже говорила иначе, и дело было не в акценте, а в жизненной философии, в устремлениях.

— Когда-нибудь я буду писать, — говорила она. — Увижу мир.

Просто нельзя останавливаться.