Падший

Мое же отравление могло объясняться алчностью индуса, который перед отъездом вознамерился позаимствовать у посетителя варьете золотой хронометр.

Мысли крутились в голове, кусочки мозаики складывались один с другим, рассыпались и складывались уже в ином порядке. Пока шел до площади, успел перебрать с десяток версий, но ни одна из них целиком и полностью меня не устроила. Не отпускала убежденность, что я не принимаю в расчет некий важный факт. А какой — понять не мог.

Вскоре над крышами домов замаячило брюхо дирижабля с уходящими от гондолы к земле канатами, потом показались стены восстановленного амфитеатра. Но лишь на площади Максвелла я сумел в полной мере оценить масштаб древнего сооружения, которое едва ли уступало размерами римскому Колизею. Некогда камни амфитеатра пустили на строительство окрестных домов, и античное строение долгие века пребывало в полнейшем запустении, но теперь ему вернули первозданный облик с высокими арками и узкими оконными проемами внешних коридоров, мраморными колоннами и барельефами. Я даже представить не мог, сколько пришлось вложить в реставрационные работы.

Сама площадь Максвелла была полукруглой. С одной стороны на нее выходил фасад амфитеатра, с другой вплотную прижимались дома средневековой постройки. До встречи с Лилианой оставалось еще полчаса, поэтому на тенистую веранду ресторана я проходить не стал и двинулся к памятнику Максвеллу. У постамента плескался на солнце прозрачной водой сооруженный фонтан, а мне хотелось умыться.

В отличие от запечатленного на многих полотнах хрестоматийного образа, здесь Максвелл был изваян в камне один, без своего потустороннего компаньона. Но на статую я как-то даже не смотрел, взгляд сам собой цеплялся за паривший над площадью дирижабль. Летательный аппарат буквально подавлял своими размерами, не давая прочувствовать ни помпезность памятника, ни величественность амфитеатра. Реставрация и торжественное открытие и в самом деле оказались хитрым рекламным ходом заезжего миллионера, не зря на дирижабле огромными буквами было выведено название его корпорации: «Меллоун и партнеры».

Подобраться к фонтану оказалось не так-то просто: на облицованном мрамором парапете расположились многочисленные живописцы, на вид — студенты школы искусств Императорской академии. Одни делали наброски амфитеатра: кто — в первозданном виде, кто — со строительными лесами и летательным аппаратом в небе, другие зарисовывали виды площади и памятник великому ученому.

Их старшие товарищи подходили к делу куда более основательно. Расположившиеся под солнечными зонтами мастера принимали заказы на портреты состоятельных курортников, а в качестве сувениров продавали либо доведенные до ума наброски учеников, либо собственные работы, но написанные в студиях, по фотоснимкам.

Я протолкался к воде и умылся. Затем вытер ладони носовым платком и уже двинулся в обратный путь, когда под одним из просторных солнечных зонтов вдруг мелькнул знакомый профиль. Высокий седой старик с изможденным лицом стоика спрятал глаза под черными очками слепца, но при этом уверенными движениями набрасывал карандашный рисунок.

Это был Шарль Малакар. Талант сиятельного позволял слепому рисовальщику забираться в подсознание клиентов и переносить на бумагу наиболее яркие образы, обнаруженные там. Сейчас он занимался дамой средних лет с неестественным румянцем на щеках. Она полулежала на раскладной софе, веки были смежены, по губам блуждала легкая улыбка.

Отчетливый запах камфары с нотками аниса меня нисколько не удивил. Опиумная настойка продавалась в аптеках без рецепта и давно пользовалась популярностью у состоятельных дам, мучимых мигренями и скукой. А часто — и тем и другим одновременно.

Я бесшумно приблизился и встал за спиной художника. Обычно он ограничивался черно-белыми рисунками, но сейчас использовал разноцветные карандаши, создавая причудливую картину с искаженной перспективой пшеничного поля и скачущей через него на золотом единороге златовласой дамой-заказчицей. Ярко-желтые тона буквально переполняли холст.

— Посмотри наброски, Лео, — произнес Шарль своим неизменно скрипучим голосом. — Освобожусь через пять минут.

Я удивленно хмыкнул.

— Брысь! — шикнул художник. — Ты мне сейчас дыру в голове взглядом просверлишь! Уйми свой талант!

— Хорошо, больше не буду, — пообещал я и взял скрепленную железным кольцом стопку карандашных рисунков.

Большей частью это были виды городской площади, какой она представлялась клиентам художника, но встречались совсем уж замысловатые картины. На одной из таких фигура Максвелла на постаменте обзавелась компаньоном: на руку великого ученого была намотана цепь, другой ее конец был прикован к ошейнику потустороннего существа, выведенного несколькими скупыми чертами. Создавалось впечатление, что работа еще не завершена, хотя, скорее всего, человек просто не представлял, как именно выглядел знаменитый демон Максвелла. Точнее, его падший.