Падший

Ответить я не успел, занавесь качнулась, и к нам присоединились Лилиана и Елизавета-Мария. Их купальные костюмы состояли из коротких платьиц с оборками и штанишек до колен, руки и щиколотки оставались открытыми.

Лили помогла спутнице спуститься по ступеням, и девушки с визгом и хохотом плюхнулись в воду. Немного побарахтались и, по нашему примеру, расположились на мраморном выступе, наслаждаясь упругим напором бивших со дна струй.

— Настоящее чудо света, — блаженно жмурясь, проговорила Лилиана. — Правда, Лео?

— Так и есть, — ответил я, хотя близость вплотную придвинувшейся спутницы волновала куда больше купания. Сейчас я бы дорого заплатил за четверть часа наедине с подругой, но правил приличия мы нарушать не стали, благочинно сидели на своих местах и вели светскую беседу. И все же я дал себе зарок как-нибудь побывать в купальнях в компании одной только Лили.

Несколько раз мы выбирались в общий бассейн, где вода была не столь горяча, и даже выходили подышать свежим воздухом на улицу, потом утомились и отправились переодеваться. Альберт и Елизавета-Мария остались посетить здешний буфет, мы с Лилианой вернулись в город вдвоем.

Когда меня завезли домой, я выбрался из коляски и указал на окруженный деревьями особняк.

— Вот здесь теперь и живу.

— Заеду за тобой в шесть, — напомнила Лили.

— Буду ждать! — пообещал я, но во двор проходить не стал и, когда коляска скрылась на соседней улице, отправился на телеграф. Выслал Рамону телеграмму со списком потенциальных подозреваемых и лишь после этого вернулся домой. Атмосфера курортного города действовала расслабляюще, и все же не стоило забывать, что совсем недавно кто-то пытался меня убить.

На вечерний прием я надел темно-синий костюм, пошитый специально для подобных случаев. Но для начала побрился, поменял белье и вставил в манжеты чистой сорочки золотые запонки. Затем погляделся в старое пыльное зеркало, зачесал волосы и остался собственным отражением целиком и полностью доволен.

Впрочем, надолго душевного спокойствия не хватило, поскольку Лили прикатила вместе с родителями и на вечерний прием мы отправились вчетвером. Меня это нисколько не порадовало. Мать Лилианы, подозреваю, тоже в восторг не пришла. А что было на уме у Джорджа, честно говоря, не имел ни малейшего понятия. Сам по себе он казался человеком простым и радушным, но в компании супруги будто становился более значительным и проницательным. И меня это немного даже пугало.

К моему немалому удивлению, дом Максвелла располагался вовсе не в центре города, а в непосредственной близости от кольца электрической конки, причем с внешней ее стороны. Столь странное расположение было, вероятно, выбрано из-за близости к последнему детищу великого ученого: отсюда открывался вид на мрачную громаду электростанции. Во всем остальном место вечернего приема моим ожиданиям вполне соответствовало; кованая ограда опоясывала просторный парк, посреди него возвышался трехэтажный особняк с лепниной на фасаде.

Впрочем, о богатстве великого ученого это обстоятельство не говорило. Имение было передано ему по личному распоряжению императора Климента сразу после восхождения правителя на престол. Некоторые даже полагали подарок лишь поводом для почетной ссылки.

На аллее от самых ворот и до площади перед домом выстроилась длинная вереница экипажей. Кучера объезжали круглую мраморную чашу фонтана, высаживали гостей и уезжали дожидаться окончания приема где-нибудь на соседних улочках.

Я первым выбрался из коляски и подал руку Лилиане, потом намеренно замешкался, желая отстать от родителей своей спутницы. Для этого даже повод искать не пришлось: перед установленной у входа каменной плитой толпились многочисленные зеваки. Но лишь успел прочитать: «В этом доме провел последние годы жизни великий ученый Джеймс Клерк Максвелл…» — и Лили дернула меня за руку.

— Идем немедленно! — уголком рта прошептала она. — И убери очки!

Я с обреченным вздохом снял темные окуляры, благо стесняться было нечего — среди приглашенной на прием публики сиятельных насчитывалась едва ли не половина, — и зашагал вслед за маркизом и маркизой.

Прямо на входе установили кинематографическую камеру, и нанятый устроителями оператор снимал всех входящих в дом, явно намереваясь впоследствии использовать эти кадры при монтаже хроники. Кому она попадет на глаза, я не знал, поэтому, проходя мимо, как бы невзначай поправил свободной рукой волосы и прикрыл лицо.

В просторном холле было не протолкнуться от гостей, прислуга разносила подносы с разлитым по бокалам шампанским, у дальней стены выстроился женский хор и под аккомпанемент фортепиано исполняли кантату «Сирены» Лили Буланже. Менее взыскательную публику развлекал Невероятный Орландо, тот самый мим из варьете. Меня это обстоятельство изрядно покоробило, а вот Лилиана, напротив, пришла в полный восторг.

— Иногда специально приходила пораньше, чтобы взглянуть на его фокусы, — шепнула она, прежде чем убежать на представление бессловесного фигляра.