Падший ангел. Явление Асмодея (СИ)

В небе гремели раскаты грома, и вспышки молнии осветили высокие стены, по которым Инесса пробиралась туда, где можно было спастись от грохота и беспомощно прижимала к ушам найденную ветошь. Худая как стебель травы, она пробиралась на своих хромых ногах по комнатам, освещаемым раскатом грома. Прожив в доме священника несколько лет, она не могла привыкнуть к лесному шуму в непогоду, к грохоту падающих на крышу, оторванных веток старых лип, и бьющимся железным петлям на дверях сарая. Где бы ни обнаруживал ее священник, он находил, что лицо ее обезображено испугом. В этот раз ему пришлось заглядывать за шторы, вскрывать высокие шкафы, и он разыскал это больное дитя в самой дальней комнате, под кроватью, чтобы перенести в каминную, к огню. Очень некстати отсутствовала домработница фру. В такую непогоду она обычно не приходила, но как собраться на похороны, когда нельзя оставить в одиночестве Инессу, тем более на целый день. Инесса вела себя беспокойно и показывала пальцем туда, откуда он ее только что вытащил, она с рождения была лишена речи, тем выразительнее были ее жесты.

– Хорошо! Хорошо! Ты что-то там забыла – я принесу… будь здесь… не убегай.

Но Инесса вскочила на ноги, едва он отвернулся, и выскочила из комнаты.

Ему пришлось снова ее возвращать, и накрывать пледом, чтобы унять дрожь.

– Будь спокойна! Грейся! Плед не снимай. Это плед. Не снимай. Не снимай!

…Собравшись, он вернулся в комнату с брошенным на полу платком Инессы и сложенным пополам одеялом. Инесса снова убежала. Но аккуратно сложенное одеяло наводило его на странные мысли. Инесса бы не сложила его так или сложила, но медленно, чтобы выйти, а не убежать. Он не учел, что Инесса не расстается с некоторыми из своих игрушек. Когда он ее укладывал – игрушки у нее с собой не было. Скорее всего она вышла за куклой. И все же никогда, да, никогда она не стала бы складывать одеяло перед поиском своей куклы. Ее кто-то позвал, или повел? Она смиренно повиновалась.

Огонь в камине то вспыхивал, то угасал. Священник подошел к чаше со святой водой, и худшие опасения его оправдались – вся покрытая плесенью, чаша источала зловоние.

В доме кто-то появился из «темных». Он скрывал себя в одиноких комнатах дома, но священнику было не до встречи.

И снова в висках застучала мысль – где Инесса? Он забежал в соседний большой зал – ее там не оказалось, вернулся – заглянул под кресло, и взял в руки маленькую тряпичную куклу. Он не видел раньше у Инессы такой игрушки – надо спросить фру Клару, может она приносила. Такие игрушки шьют женщины в городе… но никакого развития его мысль не … Взгляд! Упорный и пронзительный, прошил его насквозь. Он оглянулся – в дверях застыла Инесса. Она в упор смотрела на священника, готовая хищником наброситься на него. Никогда викарий не сталкивался с таким взглядом. Но уже в следующую секунду она затаенно улыбнулась, прошла и села на прежнее место в каминной. Отец Марк положил перед ней куклу, которую она тут же схватила и прижала к груди. Он перекрестился перед самым большим в доме распятием Христа, принес святой воды, окропил все углы, умыл Инессу, принес ей поднос с кувшином молока, румяными булками и вареньем, и попрощался с ней до вечера.

…В небе грохотало беспрерывно, яростно завывал ветер, края туч вздыбились, и потоки воды ненасытно терзали землю. Уже на тропе между деревьями священнику послышалось, что в промежутке между раскатами грома раздался крик, он прислонился к дереву, напрягая слух – и душераздирающий крик женщины повторился. Он вернулся к дому, заглянул в окно – Инесса играла на ковре. Тогда он спокойно и решительно направился в сторону леса. Стенания стихии были гневным голосом Бога, и он решил идти и выкрикивать слова молитв. Он шагал, готовый ко всему, что бы ему ни говорили эти люди, навстречу бушующему ненастью, в самое пекло бури, навстречу водяной лавине. Вокруг все визжало, клокотало, шипело; казалось, все эти звуки вот-вот сольются в последнюю органную симфонию, возвещающую о гибели мира. Он шел, несмотря ни на что, и волки, шныряющие за ближайшими кустарниками, так и не решились к нему приблизиться. Но когда раздался треск, и повалилось старое дерево, преградив путь, викарий стал перелазить, зацепился и впервые позволил себе оглянуться. Звери исчезли. Он пошел в обход, через бурелом, в храм зашел через внутренний вход, переоделся и вышел к заждавшейся пастве.