Палач

Обрывки мыслей и разговоров со Звоновским сыпались в разум клочьями шлаков. Грязная работа. Его хотели не убить, а напугать. Демьян прикрыл глаза, понимая, что не готов узнать об этом сегодня. Выдержка шла трещинами и осыпалась битым стеклом полностью уничтоженного человека. Оставайся он измененным, наверное, было бы легче. А может и нет. Он всегда выбивался за рамки их варварского племени. Чувствовал тоньше, жил иначе.

Анжела перестала плакать, только всхлипывала и часто моргала. Поднялась и медленно, словно под внушением, побрела к двери. Она оглянулась лишь однажды, с надеждой вглядывалась в его лицо. Возможно, все ещё надеялась на прощение.

— Вон!

За захлопнувшейся дверью снова наступила тишина. Оставаться наедине с ней было невыносимо, и Демьян поднялся в комнату памяти. Телохранитель следовал за ним неотступной тенью.

Рояль неподвижным призраком застыл у стены, рядом с портретом той, чья гибель заставила его отказаться от музыки. Улыбка — сияющая, настоящая, живая. Полина олицетворяла звучание жизни. Cant d'etach'e47, напевное, манящее, светлое. Он хотел защитить её от Смерти, но сделал только хуже.

Аккорды отозвались в кисти растянутой, словно на дыбе, болью, музыка сорвалась на сиплую фальшь. Отказавшись от звучания, он с головой ушёл в театр, но то была нечестная замена. Демьян отвернулся от волшебства, а оно отвернулось от него.

Волчья квинта48.

Ему самому уже ничего не сыграть. Мысль об этом была горька, как желчь.

Демьян вернулся в кабинет и подошел к бару. Плеснул в бокал коньяка, добавил льда.

— Не беспокоить, — бросил телохранителю.

Он пил, чтобы напиться: один бокал за другим. Выдержанный коньяк растворялся в одуряющем мареве хмеля, как дешёвое трактирное пойло. Только когда действительность поплыла смазанным фоном, остановился, чтобы швырнуть пустой бокал в стену.

Звон разбитого стекла слышался сквозь звенящий шум в ушах, ржавое пятно перед глазами маячило кровавой кляксой.

— Пошёл вон! — рявкнул он на приоткрывшуюся дверь, криво усмехнулся. — Твои правнучки — тупые проститутки, Полина, — пробормотал в алкогольном дурмане, здоровой рукой вцепившись в волосы.

Легче не становилось, только хуже. Какого черта он подпустил к себе чувствующую? Это она во всем виновата! Его выдержки хватило бы на дюжину подобной мерзости, но Стрельников приволок Оксану — и вот итог.

Рывком распахнув дверь, даже не почувствовав боли, Демьян нетвердым шагом вышел из кабинета. Оттолкнул руку телохранителя, поднимаясь по лестнице, каким-то чудом удержался на ногах. В личной гостиной долго стоял перед сейфом, опираясь о резную дверцу шкафа, глядя на отражение в зеркальной стене, на расплывающееся перед глазами свадебное фото с Анжелой.

На смену гневу вернулась усталость — застарелая, покрытая ржавчиной, памятная, когда будучи загнанным «отцом» молодым измененным, он готовился принять смерть. Навзничь рухнув на кровать в спальне, Демьян отключился сразу, как в омут канул.

Его разбудили яркие солнечные лучи. Вчера вечером он забыл задернуть шторы, и дневной свет заливал комнату. Многовековые рефлексы все ещё были живы: солнце неосознанно воспринималось, как угроза. Усмехнувшись, Демьян надел очки и поднялся.

Обманчиво-высокое небо и искры тепла на верхушках деревьев. Ветер быстро гнал светлые облака, утяжеленные свинцовой сердцевиной. День обещал быть холодным.

Похмельный туман понемногу таял. В душе Демьян сбросил остатки вчерашнего наваждения. Так всегда бывает: проходит ночь, и ты понимаешь, что готов идти дальше. До той минуты, пока не прервется нить пульса и дыхание.

После неудачной попытки завязать галстук, Демьян мысленно выругался. Отшвырнул его в сторону, повернулся к шкафу и достал пиджак. Пальцы правой руки уже слушались, но врач запретил лишний раз напрягать руку. Да у него и не получилось бы при всём желании — любые нагрузки выходили боком. Хорошо хоть утягивающую повязку с груди недавно сняли, и нынче он не напоминал себе закованного в доспехи увальня.

Он позвонил Звоновскому и попросил привезти к нему Ванессу после обеда. В этом деле тоже стоило поставить точку.

С утра Демьян собирался заехать в офис, но едва вышел в гостиную, понял, что планы придется отложить. Рядом с сервантом стояла Анжела. Волосы в беспорядке, как будто она забыла расчесаться и прямо из спутанных прядей соорудила прическу, глаза лихорадочно блестели. Перехватив рукой запястье, она смотрела на него отрешённо и укоризненно.

— Ты не выпустишь меня из дома, — прошептала она.

— После того, что ты натворила, это меньшее из зол.

— Не меньшее. Отец хотел запереть меня рядом с мужем, для которого я была бы скотиной. Для тебя я стану пустым местом.

Демьян хмыкнул.

— Анжела, ты больна.

— Да, — едва различимый шёпот, — вот уже больше двухсот лет я больна… тобой.

— Крайне поэтично, но мне надо ехать по делам. Так что изволь…

— Я слышала, — она перебила его, и тонкий голос задребезжал от ненависти, — к рыжей шлюхе!

— Тебя это не касается, — он хотел пройти мимо, но Анжела шагнула вперед и загородила дорогу.