Палач из Гайд-парка

Томас сразу почувствовал себя виноватым, что согласился, – но и глубоко польщенным. Да, присутствовать там – его долг. И возможно, она знает об этом. Он подумал, что, наверное, она спросила его из желания дать ему возможность не чувствовать себя навязчивым, и от этого его симпатии к ней только возросли.

– После будет небольшой прием, – продолжала Далси, – но не здесь. Я была бы не в состоянии это выдержать, – она посмотрела долгим взглядом на цветы в вазе. – Сэр Джеймс предложил устроить его в доме одного из друзей Эйдана, который очень любил и его музыку, и его самого. Это будет для всех удобно и не так тяжело для меня. У меня не будет обязанностей хозяйки, и если я захочу уехать пораньше, это будет вполне возможно. Я вернусь к своему одиночеству, мыслям и воспоминаниям. – Печальная улыбка скользнула по ее лицу. – Хотя я не вполне уверена, что мне хочется именно этого.

Питт не мог ничего придумать в ответ, что не прозвучало бы банально.

– Это состоится в доме мистера Джерома Карвела, на Грин-стрит, – продолжала она. – Вы знаете, где это?

На мгновение суперинтендант просто онемел.

– Да, эта улица мне знакома, – ответил он наконец, с трудом переводя дыхание. В глубине души Томас надеялся, что ничем не выдал своего волнения. – Полагаю, это подходящее место. И как вы сказали, это освободит вас от многих обязанностей. – Неужели его ответ прозвучал так же бессмысленно, как ему показалось?

Далси выдавила улыбку.

– Они позаботятся о закуске, и, конечно, на церковной службе послушаем музыку. Они и об этом позаботятся. – Она рассеянно поправила цветы в вазе, отставив один подальше от других, разгладила листочки и обломила ненужный стебель. – Эйдан был знаком со многими выдающимися музыкантами, есть из кого выбрать. Особенно он любил виолончель. Такой печальный инструмент… У него тон мрачнее, чем у скрипки. Как раз для такого случая, вы согласны?

– Да.

И в памяти сразу же возникла картина: Виктор Гаррик играет на похоронах Оукли Уинтропа.

– А кто будет исполнителем? Вы еще не знаете?

Она повернулась, перестав заниматься цветами.

– Какой-то молодой человек. Эйдан его очень любил и, полагаю, помогал ему и покровительствовал, – ответила она, поглядев на него с ожившим интересом. – А вам нравится виолончель, мистер Питт?

– Да. – До некоторой степени это было так. Томас глубоко восхищался игрой на виолончели в тех редких случаях, когда доводилось ее слышать.

– Наверное, этот молодой человек в высшей степени одарен. Он любитель, но обладает прекрасной техникой и чрезвычайно эмоционален, так мне рассказывал сэр Джеймс. И он хорошо относился к Эйдану, ведь тот много времени потратил на помощь ему.

– Неужели? А как его зовут?

– Винсент Гаррик. Да, мне кажется, я не ошибаюсь… Нет-нет, не Винсент, а Виктор. Да, уверена, что Виктор.

– Мистер Арледж был, значит, близко с ним знаком?

Питт прилагал все усилия, чтобы вопрос его прозвучал ровно, но все равно прозвучало резковато. Далси вся напряглась – Томас видел это по неподвижной линии плеч, затянутых в тугой шелк платья.

– А вы знакомы с ним, мистер Питт? Что все это значит? – спросила она. – Почему вы меня расспрашиваете?

– Да нет, все это не очень важно, мэм. Но капитан Уинтроп был крестным отцом Виктора.

– Виктор – крестник капитана? – растерянно переспросила миссис Арледж, и в ее голосе прозвучало разочарование. – Возможно, это нелепо, но вы проявили внезапный интерес, и я решила, что в этом есть нечто, какой-то ключ.

– А мистер Арледж был близко знаком с Виктором Гарриком? – уточнил Питт.

Она неотрывно смотрела на него.

– Боюсь, понятия не имею. Вы можете узнать об этом у сэра Джеймса; он, наверное, знает. Он помогает молодым музыкантам гораздо больше, чем это делал Эйдан. И, по сути дела, если говорить откровенно, суперинтендант, насчет Виктора – это было предложение сэра Джеймса, потому что мистер Гаррик в некотором роде его протеже.

– Понятно. – Питт был явно разочарован, что, конечно, выглядело глупо с его стороны. Но как бы то ни было, надо ему опять наведаться к сэру Джеймсу Лисмору и прозондировать почву насчет его отношений с Гарриком и Арледжем, как бы ни были они незначительны. И, уж конечно, ему надо обязательно присутствовать на заупокойной службе. – Благодарю вас, миссис Арледж. Вы так терпеливы со мной и очень любезны.

Но этим было еще мало сказано. Еще никто из пострадавших никогда не вызывал у него такого восхищения.

– Вы расскажете мне, суперинтендант, если что-нибудь выясните, да? – спросила Далси, с живостью взглянув на него.

– Конечно, – быстро ответил он, – как только я узнаю что-нибудь более существенное, чем одно предположение. – И встал.