Радость исчезла с лица Кэролайн, и Эмили увидела, какой беззащитной могла быть ее мать. Ей вдруг захотелось обнять ее, как обиженного ребенка.
– Став старой и одинокой, я сохраню прекрасные воспоминания о времени, когда я была счастливой, когда меня любили, хоть я и знала, что это всего лишь краткий миг счастья. – Кэролайн произнесла эти слова очень тихо, опустив глаза на розовое одеяло. – Я познала радость общения и дружбу, какие достаются не каждой женщине, и мои воспоминания не будут горькими. – Она подняла глаза на дочь. – Вот что будет со мной потом. Я не впаду в отчаяние и не заставлю вас с Шарлоттой выслушивать мои жалобы и утирать мне слезы. Тебя устраивает такой вариант?
К своему удивлению, Эмили увидела в глазах матери слезы.
– Нет, мне… мне будет так жаль тебя… – Дочь хлюпнула носом и стала безуспешно искать носовой платок.
Кэролайн вытащила свой из-под подушки и протянула его дочери.
– Такова цена любви, девочка, – сказала она тихо. – Обычно ее платят родители за любовь к своим детям, а иногда бывает наоборот. Единственное спасение – это любить не так сильно, чтобы потом не страдать. Но это означало бы, что какая-то часть тебя должна умереть.
Долгий вздох Эмили был похож на стон. Она ничего не могла сказать в ответ, да это и не требовалось.
– Расскажи, как проходит избирательная кампания. – Кэролайн осторожно взяла из рук дочери свой носовой платок. – А как новый дом Шарлотты, ты была там?
– Да, сейчас он выглядит ужасно. Но я уже представляю, каким красивым он будет – ведь в него столько вложено, по крайней мере, сто фунтов, а возможно, и все двести. – Она принялась оживленно рассказывать матери о новом доме сестры.
Спустя полчаса, когда она собралась уходить, Эмили в холле встретилась с бабушкой. Старая леди была во всем черном. Овдовев, она носила только черное, ибо считала, что вдова всегда должна оставаться таковой. Тяжело опираясь на палку, бабушка молча ждала, когда ее внучка спустится с лестницы, и лишь когда нога Эмили ступила на паркет холла, она заговорила.
– Итак, – сказала она недобро, – ты навестила свою мамочку. Ее спальня похожа на комнату уличной девки дешевого пошиба! Она сошла с ума, хотя никогда им особенно и не отличалась. Лишь бедняга Эдвард, пока был жив, умел заставить ее держаться в рамках и сохранять хотя бы видимость достоинства. Бедняга, должно быть, перевернулся в гробу. – Старуха сильно ударила палкой о пол. – Мне кажется, я более не могу находиться в этом доме. Это выше моих сил. Я переезжаю к тебе. – Ее всю передернуло от негодования, когда она окинула взглядом холл. – О том, чтобы переехать к Шарлотте, не может быть и речи. Я никогда этого не хотела. Она вышла замуж за человека ниже себя. Я не могу с этим примириться.
Эмили остолбенела от неожиданности.
– И это все из-за того, что мама заново окрасила спальню? – Голос Эмили был полон удивления. – Если вам не нравится, не заходите туда.
– Не будь глупой! – Старая леди резко повернулась к ней. – Ты думаешь, она сделала это для себя? Она надеется пригласить его к себе. Это так же бесспорно, как нос на твоем лице.
Эмили в это время думала лишь об одном: она не сможет жить в одном доме с бабушкой. Даже в таком огромном доме, как особняк Эшвордов, им со старой леди будет тесно.
– Я не могу оставаться в доме, открытом для скандалов и аморальности, – горячилась старая леди, повышая голос до крика. – Не думала, что на старости лет доживу до такого позора. – Ее маленькие, как черные бусинки, глаза метали искры. – Все это сведет меня в могилу.
– Ерунда! – не выдержала Эмили. – Ничего страшного не произошло и не произойдет. – Она сама не очень-то верила в то, что говорила, и поэтому избегала взгляда бабушки.
– Не груби мне, девочка! – Бабушка так грозно стукнула палкой о пол, что железный наконечник оставил царапину на паркете. – Мои глаза все видят; я не слепая и не могу не заметить, когда женщина начинает дурно себя вести под моей крышей.
– Но это не ваша крыша, бабушка. Это мамин дом. И в нем нет дурно ведущих себя женщин.
– Не забывай, с кем ты говоришь, девочка, – сердито оборвала ее старуха и, поскольку Эмили уже направилась к двери, грозно остановила ее: – Нет, изволь выслушать меня. Откуда в тебе эта дерзость, хотела бы я знать?
– Но мы уже обо всем поговорили, бабушка. Я должна спешить домой, и к тому же у меня масса общественных обязанностей.
Старая леди разразилась гневной тирадой, еще раз стукнула о пол палкой и, повернувшись, ушла в свои комнаты. Эмили воспользовалась этим и быстро покинула дом.
Она ничего не сказала Джеку о своем визите к матери. Ему совсем ни к чему знать об этом, а сообщение о намерении бабушки поселиться в их доме, даже предположительное, было бы достаточным предлогом, чтобы отвлечь его мысли от главных дел.