Палач Рима

Ценис оставалась в поместье четыре дня, — и, разумеется, ночи, — но это было в сентябре, и с тех пор он ее не видел. Четыре дня они жили как муж и жена. По утрам совершали прогулки, днем вместе отдыхали в доме, на диване, ночью делили постель. А еще он был благодарен Сабину и Клементине, что те обращались с Ценис, как с равной: хотя она и была рабыня, в их отношении к ней не было и намека на высокомерие. Впрочем, это мало что меняло. Как ни старались брат с женой делать вид, будто Ценис — свободная дочь Рима, все прекрасно знали, что на самом деле она невольница и может лишь надеяться на то, что в будущем получит долгожданную свободу.

Когда в ноябре, вскоре после его дня рождения, подтвердилась беременность Клементины, ревность Веспасиана обострилась насколько, что он едва себя сдерживал. Какая несправедливость! Его брат вскоре станет отцом ребенка, которого ему родит любимая женщина, в то время как он, Веспасиан, лишен этого счастья, потому что его ребенок от Ценис никогда не получит римского гражданства и не станет свободным человеком.

Он никогда не сможет на ней жениться: закон Августа, так называемый закон Папия Поппея, запрещал брачный союз между вольноотпущенницей и сенатором. И если он намеревается служить Риму, то должен быть избран квестором, в двадцать четыре года или позже, а поскольку его дядя принадлежит к сенаторскому сословию, то он автоматически может рассчитывать на место в Сенате.

Выход из этого тупика был один — пожертвовать политической карьерой. Однако вспомнив, какое впечатление на него произвел Рим, когда он впервые увидел его с холма на Саларийской дороге, Веспасиан понял, что никогда не решится на этот шаг. Так что ему оставалось одно — держать свои чувства в узде и заниматься делами поместья, пока Антония не призовет их с Сабином завершить порученное задание и доставить Ротека к Тиберию.

Сегодняшним вечером он, однако, сумел выбросить из головы все свои заботы, ибо как можно предаваться печали, когда вокруг шумят сатурналии, праздник, который изначально был призван разогнать скорбь и уныние, владевшие Римом в темные дни вторжения Ганнибала в Италию.

Стоило им с Сабином войти в триклиний с двумя последними блюдами, как стол вновь взорвался приветственными выкриками.

— Ты не преувеличивал, Сабин, — заметил Аттал, тыча пальцем в густой соус, которым был полит тушеный кролик. — Ты превзошел даже свою бабку. Чтобы такое есть, моряк-галл должен быть слеп и пьян в стельку.

— Ты уже на полпути к этому, Аттал, — рассмеялся Веспасиан и, взяв со стола нож, поднес его острие к носу управляющего. — Не хочешь, чтобы я помог тебе проделать его до конца?

— Весьма признателен тебе за такое предложение, однако вынужден его отклонить, поскольку опасаюсь, что утром, когда все войдет в обычное русло, ты о нем пожалеешь. Тебе ведь наверняка нужен кто-то, у кого зоркий глаз и кто в ладах с арифметикой, чтобы исправлять за тобой ошибки, которые ты наделал в амбарных книгах.

— Да здравствуют Сатурналии! — воскликнули пирующие, поднимая кубки, после чего дружно налегли на угощения.

— Позволь мне поухаживать за тобой, господин Марий, — предложил Сабин, заметив, что однорукий «брат» с большой дороги сам не может отрезать себе ногу козленка.

— Да, лишняя рука ему не помешала бы, — заметил Секст, довольный своей шуткой, которую он отпустил уже не одну сотню раз, однако отнюдь не считал избитой.

— Сразу видно, что сегодня Сатурналии, брат, раз у тебя нет других шуток, — ухмыльнулся в ответ Марий. Сабин тем временем положил ему на тарелку сочную ножку. — Спасибо, Сабин.

— Не стоит благодарностей. Я рад, чтобы могу сделать хотя бы что-то полезное, коль у меня никак не получается пробиться в квесторы.

— Да здравствуют Сатурналии! — вновь разразились возгласами пирующие в ответ на столь самоуничижительное признание. Веспасиан присоединился к ним. Поначалу его удивляло, как спокойно воспринял брат свое поражение на выборах, тем более что Веспасиан не раз упоминал о том, что его друг Пет, который теперь вернулся в Рим, обогнав других соперников, получил больше всех голосов. С другой стороны, в этом нет ничего удивительного, размышлял он, если учесть, с каким усердием брат искал забвения от неудач в объятиях молодой жены. В некотором смысле, пришел к выводу Веспасиан, Сабин по-своему даже рад собственной неудаче.

При желании ничто не мешает Сабину повторить попытку на следующий год, а пока он сполна может наслаждаться прелестями семейной жизни, вместо того чтобы в течение года состоять помощником при наместнике какой-нибудь далекой провинции. Ведь именно это его и ждало бы, победи он на выборах. Потому что самые теплые места и самая непыльная работа в самом Риме, как правило, доставались таким, как Пет.

Шум за столом постепенно стих. Пирующие, опьянев, начали клевать носом, а вскоре и вовсе уснули, кто на пиршественном ложе, а кто и под ним.