Палач Рима

Ритмичные звуки флейт слились в бесконечный истошный визг. Первые суда варварской флотилии устремились навстречу римской эскадре. Два из них врезались в бок триреме, в то время как третье пронеслось мимо биремы, словно сухие ветки, обламывая ее весла и сбрасывая со скамей изувеченных гребцов. С переломанными спинами и пробитыми черепами те гроздьями летели в воду. Вскоре звук флейт потонул в оглушительном треске дерева — это, сделав свое черное дело, первые два судна гетов стали отгребать назад от изуродованного римского корабля. Когда же на потрепанную римскую эскадру налетела вторая волна вражеских судов, Веспасиан повернул коня.

— Все, с меня хватит. Думаю, я насмотрелся достаточно. Не хотел бы я стать участником этого сражения, — произнес он. качая головой.

— Сегодня Стикс пересечет не один десяток отважных воинов, — пробормотал Магн, держа за поводья лошадь, к которой был привязан жрец. — А все потому, что Поппей хочет заткнуть рот всего одному человеку.

— Или же потому, что мы хотим сохранить ему жизнь, — добавил Сабин. — Но я не стал бы переживать по этому поводу, ибо когда человек покинет этот мир, то окажется в руках великого Митры, и не в наших силах что-либо изменить.

Не желая вступать в философские дебаты с собственным братом, Веспасиан пришпорил коня. Тот взял с места в карьер, унося своего седока вниз по склону холма на равнину, что протянулась до самого Понта Эвксинского и портового города Томы.

К тому моменту, когда через два часа после захода солнца Веспасиан и его спутники достигли городских ворот, все как один продрогли до костей. Усилившийся до ураганных порывов ветер разогнал облака, зато принес с собой ледяной холод и чистое, звездное небо. Одного вида облаченного в форму военного трибуна оказалось довольно, чтобы даже после комендантского часа ворота распахнулись, впуская усталых всадников внутрь городских стен. Они проехали по широкой, освещенной лишь лунным светом улице, ведущей прямо к порту, которому город собственно и был обязан своим существованием. Дома по обе ее стороны были невзрачные и приземистые, а весь город нес на себе печать убогости и заброшенности, хотя явно когда-то знавал лучшие дни.

— Что за дыра! — воскликнул Магн, когда на них из темного переулка выглянули несколько оборванных нищих.

— Вес верно, иначе бы сюда не ссылали, — ответил Сабин. — Поэт Публий Овидий Назон провел здесь остаток своих дней, бедняга.

— Когда-то это был главный одриссийский порт, — печально произнес Ситалк, — пока римляне не прибрали к рукам северную часть Фракии и превратили ее в свою провинцию Мезию. Город вскоре захирел, ведь порт вам оказался не нужен, мы же вынуждены пользоваться теми гаванями, которые еще у нас остались.

— А чем же живут его обитатели? — спросил Артебудз.

— Частично торговлей с Боспорским царством на севере и Колхидой на востоке, но это, пожалуй, и вся торговля. А так в основном рыбной ловлей и пиратством, хотя в последнем они вам ни за что не признаются.

— Мне почему-то казалось, что великий Помпей очистил моря от пиратов, — заметил Веспасиан.

— Только не здесь, на Понте Эвксинском, — уточнил Дренис и презрительно плюнул. — Ему было главное защитить вашу бесценную торговлю и перевозку зерна в ваших морях. Так что пираты никуда не делись. Они просто подались на север, в Понт Эвксинский.

— Я бы так не сказал. Пираты остались в Эгейском море, — возразил Сабин. — На тамошних островах много удобных бухточек, где можно спрятаться. На пути сюда за моим кораблем, когда мы проплывали к югу от Ахайи, погнались пираты. И не будь у нас метких лучников, не знаю, как для нас закончилась бы эта погоня. Но нам повезло. Наши лучники уложили около десятка пиратов, в том числе самого капитана. Надо сказать, это был настоящий великан с рыжими волосами, не иначе, как твой соплеменник, Ситалк. К тому же не все пираты так уж и плохи. Например, примерно в то самое время, когда Рим был охвачен восстанием Спартака, киликийские пираты принесли в Империю бога Митру.

— Ну кто бы мог подумать! Пираты, поклоняющиеся Митре! — рассмеялся Веспасиан. — Не иначе как они даже в буре видят божественный свет.

— Смейся, смейся, братишка. — серьезно ответил Сабин. — Великий Митра осеняет своим божественным светом в равной степени всех людей, как хороших, так и плохих. Он их не судит, ибо он умер во искупление наших грехов и воскрес на третий день, дабы показать нам, что можно победить даже смерть.

— Что-то я не заметил, чтобы Фауст ее победил, — заметил Магн.

Сабин смерил его колючим взглядом.

— Смерть может быть не только физической.

Веспасиан, который открыл было рот, чтобы отпустить язвительное замечание, тотчас его закрыл, прочитав на лице брата глубину его убежденности.

— Похоже, это и есть наш корабль, — сказал Ситалк, уводя разговор в другое русло. На мачте огромной квинквиремы, что покачивалась на волнах прибоя, колыхался фракийский царский штандарт. Теологические споры тотчас стихли: все поспешили вдоль причала к сходням, что уже были сброшены на берег.