Палачи и придурки

— Да, он болен, — сказал Всеволод Петрович, удивляясь осведомленности следователя в его домашних делах. И под грудой навалившихся на него вопросов погреблось негодование, уступив место тревоге — тягучей, как тело ползущей змеи. Она и выползала словно бы из всех углов этого простенького кабинета, слетала с языка следователя, таилась в следующем вопросе.

— Квартиру от исполкома получили?

— От исполкома.

— А славная квартирка! — расплылся Виталий Алексеевич в добродушной улыбке.

И опять таилась неуловимая, тревожащая каверза в его улыбке.

— Это было одним из условий моего приезда в город Благов, — с вызовом сказал Всеволод Петрович, как бы защищаясь от каверзы, и показалось: может все дело в квартире? Хотя совершенно неясно было с какого бока здесь можно к нему прицепиться, обвинить.

— Конечно, конечно! Поменять Москву-столицу на нашу провинцию. Должен же этот подвиг чем-то компенсироваться, я понимаю. Но и обставить такую квартиру стоит недешево, а? — вроде бы иронизировал следователь, а вроде бы и сочувствовал.

— Недешево, — сказал сбитый совсем с толку Всеволод Петрович.

— Откуда же средства? — не изменились интонации в голосе Виталия Алексевича, только вскинулся взгляд, впился в профессора, заморозил.

— Обстановкой занималась покойная жена, я не вмешивался. Для нее это было...

— Страстью?

— В некотором роде.

— Но, согласитесь, такая страсть должна и материально как-то подкрепляться, разве нет?

— Да, конечно. Ничего не могу сказать по этому поводу, меня это как-то... Мы вдвоем работали, детей у нас нет, теща вела хозяйство... рачительно. Отсюда и средства.

— Учтено, все нами учтено, дорогой профессор. И ваш оклад — надо признать, совсем немалый, и оклад вашей супруги... м‑м, покойной. И все же не сходится. Дебет с кредитом — хе-хе — так сказать, не сходится!

— Это когда же вы успели учесть? И зачем вам это понадобилось?

— Работаем, работаем, как же! Такая наша работа — все учитывать, сводить концы с концами. А у вас концы не сходятся. Вот поэтому-то вы и сидите здесь передо мной и поэтому я задаю вам вопросы. Это я отвечаю по поводу вашего вчерашнего негодования.

— Поэтому меня арестовали? Вы шутите!

— Ничуть. Какие уж тут шутки! Но к этому мы еще вернемся. Значит так: вы утверждаете, что к приобретению вещей, находящихся в вашей квартире, вы не имеете отношения?

— Ну... так... да, — растерялся Всеволод Петрович, почувствовав тут какой-то поворот.

Виталий Алексеевич аккуратно записал, ручку положил и медленно поднял от стола голову. На лице его нарисовалась брезгливая гримаса — гримаса гадливости покривила рот, сузила глаза, и он уставился на Всеволода Петровича чистыми, как арктический лед зрачками и несколько секунд смотрел, изучал, словно увидел впервые.

— Это каким же надо быть циником! — медленно произнес он. — Это каким же надо быть безнравственным человеком, чтобы всю вину сваливать на покойную жену! Дескать, с нее не убудет, дескать, мертвые все стерпят! Это ж до чего надо докатиться.

Серебряный день померк в глазах Всеволода Петровича, почернел, раскололся, разлетелся в голове его на тысячи звенящих осколков.

— Вы что! — отшатнулся он. — Что вы такое городите!

— Ах, ах! Теперь будем строить оскорбленное благородство!

— Какую вину я сваливал на покойную жену? Какая здесь может быть вообще вина? Да, я не участвовал в покупке мебели, мне было не до этого — приходилось много работать. Да, этим занимались жена и теща. На какие средства покупали? Я не знаю, не вникал. Кстати, вы в своих подсчетах в подлом своем сведении концов с концами не учитывали мои гонорары за книги? За статьи?

— Допустим! Допустим! — Виталий Алексеевич привстал, протянул руку и, загадочно улыбаясь, с некоторым усилием вытянул из-за стола картину в тусклой золоченой раме, выставил ее на стол и посмотрел на профессора с той же загадочной улыбкой. — Эту картину тоже приобрела ваша покойная жена?

Узнал Всеволод Петрович мощных форм обнаженную красавицу, загораживающуюся рукой от зрителя, и привскочил на стуле.

— Это моя картина! Как она здесь оказалась?

— Об этом не беспокойтесь. Изъята в присутствии ваших родственников и понятых. На полном законном основании. Итак, отвечайте на вопрос: при каких обстоятельствах попала к вам эта картина?

— Это подарок.

— Чей?

— Друг подарил.

— Видите! Значит, не все супруга, значит, и вы кое-что приобретали, а? Зачем же оскорбленную невинность строить! Негодовать, понимаете ли. Это мы все можем. Фамилия, имя и отчество друга? Он москвич?

Всеволод Петрович судорожно сглотнул сухость во рту и почти прошептал фамилию друга, давным-давно смеха ради подарившего ему эту картину то ли на день рождения, то ли просто так. Прошептал тихонько, и вряд ли можно было на расстоянии двух метров, отделявших профессора от следователя, что-либо расслышать, но Виталию Алексеевичу этого и не требовалось — все ему было уже известно.

— Пять лет назад вы сделали ему операцию на сердце?

— Да, сделал, — кивнул Всеволод Петрович, опять удивляясь осведомленности следственных органов.