Палачи и придурки

— Да-да, а почему нет? Очень возможная картинка. А сейчас уезжайте. В этом городе уже все кончено. О, если бы вы знали, как я его ненавижу!

— А где лучше? — скривился доцент. — Все города похожи друг на друга как две капли воды.

— Вы правы. Но другие города отличаются от этого тем, что там меня не знают, а это существенное преимущество. Там можно начинать все сначала. А здесь... Вчера на улице отвернулся от меня мой пациент, которого я оперировал. Обо мне ходят самые невероятные слухи, представьте, даже говорят, будто я японский шпион. И смех, и грех с этими людьми! Я не могу заставить себя пойти в клинику, мне противно становится, едва только представлю мое там появление. Представлю, как разбегутся сослуживцы.

— Что вы! Вас любят в клинике, вас любят в институте! Не все такие, как Феликс и эти два... нехороших человека!

— Может и любили, но теперь меня боятся. Может и есть хорошие люди, даже наверняка есть, только как прикажете их отыскивать? Методом опроса? Нет, к черту! Самое страшное, что я и больных не хочу видеть, не хочу оперировать, мне противны вообще люди. Бог мой! Какая же малость нужна, чтобы свихнуть им мозги! Теперь мне понятна подоплека сталинизма, подоплека фашизма. Так все отвратительно!

— Не говорите так, Учитель!

— Ладно, я вижу, что и вас сбил с толку. Я пойду. Да, последняя просьба: у вас все документы, касающиеся Покатилова и покатиловщины. Сохраните их, мало ли...

— Сохраню, клянусь аллахом! И по первому же вашему слову!..

— Будьте здоровы и счастливого вам пути. Я все-таки буду надеяться, что где-то на Урале вы бросите добрые семена в землю, что не пропадет наш труд. Это будет для меня утешением.

Тут уж не выдержал Анвар Ибрагимович и на глазах его блеснули слезы.

— Учитель!..

Всеволод Петрович повернулся и быстро вышел.

* * *

Антон Брониславович даже подпрыгнул, когда из-за мусорной кучи, окутанная сизыми клубами дыма, невозмутимо выплыла фигура бронзового истукана. Так же невозмутимо сидел на телеге Петрович и нахлестывал кнутом Буланого, на что тот не обращал никакого внимания.

— Петрович! Душа из тебя вон! — завопил он. — Ты издеваешься надо мной! Зачем ты обратно его привез, а?!

Петрович подождал, пока дотопал Буланой до Антона Брониславовича, уже стоявшего около машины, готового убраться восвояси после многотрудного дня, поигрывавшего уже ключами, и только тогда ответил:

— Нету там ни хрена. Никакого складу.

— Как так нет!

— Нету ни хрена.

— Да ты адрес-то правильно нашел? Первомайская, тринадцать?

— Угу.

— И что там?

— А ни хрена. И дому такого нету.

— Ты меня в могилу загонишь, чучело ты гороховое!

— А поди да сам посмотри!

— Как-как-как? Это что, бунт? Ну, Петрович! Ладно, завтра поговорим! — Антон Брониславович погрозил Петровичу кулаком, сел в машину и укатил, не дав никаких указаний и распоряжений по поводу его дальнейшего существования на сегодня. Петрович очумело посмотрел ему вслед и плюнул с досады. Тут из небесных сфер птицей выпорхнул самолет «ТУ-154» и пошел на посадку в аэропорт города Благова. Он уже и шасси выпустил, как когти, словно нацелившись на какую-то жертву, намереваясь схватить ее, взмыть опять в небеса и растерзать в укромном месте, среди неприступных скал.

Петрович знать не знал и ведать не ведал, что в иллюминатор пролетавшего над ним самолета телегу и бронзовую фигуру на ней приметил подвижный черноглазый господин в строгом европейском костюме, однако в белой хламиде на голове, перетянутой обручем, и в восторге ткнул в него пальцем, приглашая повосторгаться за компанию двух своих спутников.

— Экзотик! — закричал он прокаленным арабскими пустынями голосом с примесью лондонского тумана. — Рашен год!

Один из спутников — такой же черноглазый, худощавый человек, но с головой обнаженной, более того, совершенно лысой, находился, как можно было заметить со стороны, в положении зависимом, подчиненном у господина с хламидой. Предложение повосхищаться он принял, но без энтузиазма, по долгу службы. Другой спутник, в котором всякий узнал бы нашего соотечественника, только приподнялся в кресле со скучающим, хмурым видом, глянул в иллюминатор и плюхнулся обратно. Петрович же в свою очередь глянул на самолет презрительным глазом.

Вслед за самолетом вывалилась из-за облаков ночь.