Палачи и жертвы

Ответ: Руководство 2–го управления доложило мне, что Этингер является враждебно настроенным. Я поручил подготовить записку в ЦК. В записке были изложены данные, которые убедительно доказывали, что Этингер — большая сволочь[1]. Это было в первой половине 1950 года, месяца не помню. Но санкции на арест мы не получили… А после того как сверху спустили санкцию, я попросил доставить Этингера ко мне, так как знал, что он активный еврейский националист, резко антисоветски настроенный человек. «Говорите правду, не кривите душой», — предложил я Этингеру. На поставленные мною вопросы он сразу же ответил, что его арестовали напрасно, что евреев у нас притесняют. Когда я стал нажимать на него, Этингер сказал, что он честный человек, лечил ответственных людей. Назвал фамилию Селивановского, моего заместителя, а затем Щербакова. Тогда я заявил, что ему придется рассказать, как он залечил Щербакова. Тут он стал обстоятельно доказывать, что Щербаков был очень больным, обреченным человеком…

В процессе допроса я понял, что ничего, совершенно ничего, связанного с террором, здесь нет. А дальше мне докладывали, что чего–то нового, заслуживающего внимания, Этингер не дает.

Вопрос: Вам известно, что Этингер был переведен в Лефортовскую тюрьму с созданием необычного для него режима?

Ответ: Это неправильно. И Внутренняя, и Лефортовская тюрьма одинаковы, никакой разницы нет.

Вопрос: Вы давали указание о том, чтобы содержать Этингера в особых, опасных для его жизни условиях?

Ответ: В каких особых?

Вопрос: В более жестких, чем всех остальных? Ведь Этингера поместили в сырую и холодную камеру.

Ответ: Ничего особенного здесь нет, потому что он — враг. Мы можем и бить арестованных — в ЦК ВКП(б) меня и моего первого заместителя Огольцова неоднократно предупреждали о том, чтобы наш чекистский аппарат не боялся применять меры физического воздействия к шпионам и другим государственным преступникам, когда это нужно… Арестованный — есть арестованный, а тюрьма — есть тюрьма. Холодных и теплых камер там нет. Говорилось о каменном полу — так, насколько мне известно, пол везде каменный… Я говорил следователю, что нужно добиваться от арестованного правды, и мог сказать, чтобы тот не заводил нас в дебри…»

А теперь об «английском шпионе» Юдине. Историю его дела, на мой взгляд, лучше всего пересказать слогом служебных документов начала пятидесятых годов: Юдин Сергей Сергеевич, 1891 года рождения, русский, беспартийный, сын фабриканта, до ареста — главный хирург Института им. Склифосовского, действительный член Академии наук СССР, взят под стражу 23 декабря 1948 года, уличен в преклонении перед Англией — был избран там членом Королевского хирургического общества, замешан в контрреволюционном заговоре, которым руководил главный маршал артиллерии Воронов. Цель заговора — свержение Советского правительства и передача власти в стране маршалу Жукову.

Парадоксальная ситуация, не правда ли? Агент английской разведки Интеллидженс Сервис замешан в опаснейшем заговоре, а органы госбезопасности, по утверждению Рюмина, не удосужились выяснить, какие террористические замыслы вынашивал предавший родину хирург. И сидящего в «Матросской тишине» Абакумова усердно допрашивают о терроре, задуманном узником Внутренней тюрьмы Юдиным:

«Вопрос: Вам известно, что в определенных материалах разработки Юдина было два агентурных донесения источника «Француженка» о злобных террористических высказываниях Юдина против Вождя народа?

Ответ: Я этих материалов не знал и не знаю.

Вопрос: В донесении от 27 ноября 1934 года «Француженка» сообщала, что Юдин заявлял: «Если бы, например, этот… (следует ругань в адрес Вождя народа) был болен и меня случайно позвали бы к нему, я бы сделал все возможное… (далее следует циничное выражение), чтобы он погиб поскорее». Что вы на это скажете?

Ответ: Впервые слышу…»

Не менее категорично Абакумов отрицал и террористические намерения других лиц, упомянутых в доносе Рюмина. Слуцкий, Гуревич и остальные члены группы «СДР», объяснил Абакумов, являлись учащимися 9–10 классов или же студентами–первокурсниками, им было по 15–17 лет, они, в основном, дети репрессированных, способные только на болтовню. Однажды кто–то кому–то сказал, что хорошо бы убить Маленкова, раз он такой ярый антисемит, вот и все. Серьезных террористических намерений у них не было и быть не могло. А про Гаврилова с Лаврентьевым вообще не о чем толковать: арестованные были педерастами, американцы, с которыми они якшались, — тоже педерасты, и вся связь у них была, главным образом, на этой почве. Достаточно поглядеть на них — больные люди.