– Я могу сбиться с пути. – Она отвела глаза. Безграничный покой наполнял ее. Ни боли, ни страха, ни сожалений. Их бесконечные отсутствия уступили место… чему-то еще. Чему-то новому, чему-то, о чем она даже не мечтала. Если это то, что испытал Эрис, тогда вовсе неудивительно, что он не оглянулся назад. – Так, значит, это моя смерть. И почему я ее боялась?
– Говоря как эксперт в этой области, я не сказал бы, что ты вообще боялась ее, – сухо ответил он.
Она оглянулась:
– Раем может быть не только прекращение боли, хотя и это уже кажется раем. А в следующий раз… будет больно?
Он пожал плечами:
– Раз ты возвращаешься в мир материи, защита, которую я могу предложить тебе, весьма ограничена и, увы, не исключает боли. Эту смерть выбирать тебе. Другой может не быть.
Уголки ее губ против воли поползли вверх:
– Хочешь сказать, что я могу снова оказаться у этих врат уже через четверть часа?
Он вздохнул:
– Надеюсь, что нет. Мне придется обучать нового привратника. А я питаю слабость к рейне. – Глаза его сверкнули. – Так же как и мой великий душой Иллвин. Это он молил меня о тебе, в конце концов. Учти мою репутацию.
Иста учла его репутацию:
– Она ужасна, – отозвалась она.
Он только ухмыльнулся – такой знакомой, украденной, останавливающей биение сердца белозубой ухмылкой.
– Как обучить? – прибавила она, решив немного позанудствовать. – Ты никогда ничего не объясняешь.
– Выучка тебя, сладкая Иста, напоминает натравливание сокола на добычу. Сделать это крайне сложно, и в конце концов можно получить больную птицу со стертыми лапами и скучное ожидание ужина. Но с таким размахом крыльев, как у тебя, мне гораздо легче просто стряхнуть тебя с запястья и позволить лететь.
– И камнем упасть вниз, – проворчала Иста.
– Только не ты. Уверен, что полпути к бездне ты будешь падать и жаловаться, а потом расправишь крылья и воспаришь.
– Не всегда. – Ее голос сделался тише. – Не в первый раз.
Он слегка склонил голову, соглашаясь.
– Но тогда не я был твои сокольничим. Мы подходим друг другу, ты же знаешь.
Она отвернулась и оглядела эту странную, совершенную нереальную комнату. Преддверие, подумала она, граница между тем, что внутри, и тем, что снаружи.
– А мое задание? Оно выполнено?
– Выполнено, и выполнено очень хорошо, мое истинное, выросшее, медлительное дитя.
– Да, я долго иду к чему бы то ни было. К прощению, например. К любви. К моему богу. Даже к моей собственной жизни. – Она склонила радостно голову.
– Нет. Еще нет.
Улыбаясь, Он подошел к ней и поднял за подбородок ее лицо. Он приблизил губы к ее губам, так же нагло, как Иллвин в тот вечер – вчера? – на вершине башни. Только вкус его рта не отдавал кониной, а был полон аромата, и в его глазах не было неуверенности.
Его глаза, мир, ее ощущения начали меркнуть.
Бездонные глубины превратились в темные глаза, покрасневшие от безумных слез. Аромат стал запахом сухой, соленой плоти, потом снова благоуханием бога и опять плотью. Благодатная тишина наполнилась шумом и криками, потом все стихло, а затем загрохотало в полную силу. Лишенное боли парение сменилось непомерной тяжестью, заныла голова, захотелось пить, а потом все это растаяло в блаженстве.
«Думаю, он поднял ногу и подталкивает кошку к решению».
И она не сомневалась, что может уклониться от этого удара, метнувшись в ту или в другую сторону. Но в какую сторону ему хочется, чтобы она метнулась, – совершенно очевидно. Тревожное
«Бастард подталкивает меня к этому, будь он проклят».
Проклинать собственного бога оказалось неизмеримо приятно. Этого бога она может проклинать всегда, и чем более изобретательно, изощренно, тем шире будет он ухмыляться. Он действительно подходит настоящей Исте.
Изменения замедлились, прекратились, остались сухие губы, вес и тяжесть, шум и боль. Остались дорогие, потемневшие от горя, прищуренные, очень человеческие глаза. Да…
«И более того, мой бог лукавит. Он поставил здесь это блюдце со сливками еще до того, как стал держать перед ней дверь. Он все отлично знал».
Она улыбнулась и попыталась вдохнуть.
Иллвин отнял что-то безумно ищущий язык от ее рта и выдохнул:
– Она жива, ох, пятеро богов, она снова дышит!
Тяжестью оказались, как выяснила Иста, руки Иллвина, сжимающие ее тело. Она посмотрела вверх, на ветви деревьев, на голубое небо и на его лицо, склонившееся над ней. Это лицо раскраснелось от жары, искажено ужасом, маленькие капельки крови тонкими линиями пересекали его от одной щеки к другой. Она подняла слабую руку, дотронулась до алых бусинок и с облегчением выяснила, что кровь не его.
Пересохшими, потрескавшимися губами она прошептала:
– Что случилось?