Палата Гром (СИ)

   Его открытые глаза глядели на неё, пытались зацепиться взглядом за самое дорогое и ещё самую малость удержаться на тяжёлом асфальте. Стасу казалось, что дорога опутала его, словно змея и постепенно сжимает в объятиях.

   - Скажи... - прошептали его посиневшие губы, - я так долго ждал...

   - Сейчас... сейчас приедет скорая и всё будет хорошо, - Натка не могла понять, чего от неё хочет Стас. Она остановилась около него, поглядела на

   баррикаду

   Да, точно, она называется так. Но что ей, Натке, понадобилось здесь?

   - Вспомни оконные стёкла... - Тонкая струйка крови потекла по щеке Стаса, чтобы утонуть в пыли асфальта, - Тогда...

   Он потерял сознание. Примчалась запоздавшая скорая, нет, просто заляпанная грязью машина и увезла его. Навсегда в чёрную надвигающуюся пропасть. Натка осталась на опустевшей мостовой и глаз не могла оторвать от пятна крови. Страшно? Вряд ли, просто кончились ощущения, не осталось сил что-то делать, куда-то спешить. Это ведь совсем не по-детски когда убивают. Ей казалось, что в этом мире больше нет ничего чистого и светлого.

   Солнце затянуло кровавой плёнкой заката. День вытек в пространство, ничего не поменял в нём своей крохотной светлой каплей. Красное пятно над кроватью Ретли стало расти.

   Койка вторая. В кромешной тишине

   (Исповедь Донована Ретли)

   1.

   - Ты любишь меня? - глядя девушке в глаза, спокойно произнёс Донован Ретли. Она уже надоела ему до безумия, покрытого пугающей коростой красавицы. Прозелень глаз в окантовке вечного изумления выводила его из себя.

   - Но... Донни, - пухлая блондинка, которую он отбил у Карнеги, замялась, - я не знаю, это так сложно...

   "Просто высшая математика, твою мать!" - подумал Ретли и мысленно похвалил себя за яркость мысли. Ему нравилось, когда слова подходили друг другу, как в этой только что им придуманной фразе. Отрицательного ответа он не получит, он слишком великолепен для того, чтобы услышать "нет" от какой-то сучки, пусть даже "одной из лучших", если верить её пустым и ничего не значащим словам. Конечно, она ему не нужна, но лишнее "да" в его копилке соблазнителя будет только на пользу.

   - Я люблю тебя, - прошептал он, давно надоевшие звуки, легко рассыпались вокруг, - ты всегда знала это.

   Правой рукой он притянул её к себе, левая - неслышно скользнула в карман штанов. За что Ретли любил эти длинные непонятного цвета штаны, так это за то, что в них можно было без проблем спрятать даже пулемёт, если очень хорошо постараться.

   Она сделала слабую попытку вырваться, дёрнулась, потом обмякла и прижалась к нему.

   - Я люблю тебя, - повторил он, стараясь, чтоб всё казалось естественным. - И потом, когда пройдёт уже много лет, мы по-прежнему будем вместе.

   На самом деле грядущее страшило его, потому было трудно говорить эти слова. Они норовили ухнуть в живот свинцовой тяжестью, он с трудом по нескольким звукам вытаскивал их на язык, и "отчитавшись" замер, внутренне опустошённый.

   - Ну ладно, - наконец согласилась девушка, видно ей надоело слушать его бред, и она хотела заняться делом, - Я люблю тебя.

   У неё это легко получилось, привычно, даже, как показалось Доновану, с лёгкой ленцой. Не желала она больше ни о чём говорить, слова в себе берегла, - что ж, тем хуже для неё.

   - Да, родная, - прошептал он, хороня глубоко в себе предательское дыхание, - именно это я и ждал от тебя услышать.

   И прижав её правой рукой к себе ещё крепче, он одним лёгким и изящным движением перерезал ей горло.

   Закончив очередную главу своего не имеющего конца романа, Донован облегчённо откинулся на спинку кресла. Конечно, всё ещё несовершенно, работы непочатый край. Но Вера Радова будет в восторге, она ждёт, что будет дальше с его героем. Тот Ретли, которого он придумал, нравился ей куда больше реального, он был сильнее, увереннее в себе. Для него не существовало границ и рамок, Ретли сам был рамкой для других. И все стелились под него, радуясь, когда он оставлял на них след своих грязных ботинок.

   Настоящий Донован жил в одном из домов у падающей пожарной башни. Квартиры здесь были дешёвые, потому что селиться в этом районе никто не хотел. Всем казалось, что башня только и ждёт новосёлов, чтоб свалиться. Ретли смеялся над всеми. Он знал, что башня упадёт именно в тот день, когда на сажевом заводе поднимут заработную плату. А это значило ни-ко-гда.

   Гланды у него воспалились ещё в детстве, но он не дал родителям заманить себя в больницу. Улица текла по городу спокойным потоком, не зная, куда выльется в этот раз, и эта неопределённость его бесила. "Я распадаюсь на молекулы, - подумал Донован, отодвигая в сторону блокнот, - порой мне сложно бывает вырваться из объятий другого придуманного Ретли. И ты, друг, радуешься сейчас, потому что я не знаю, что мне с тобой делать".

   Что он сам будет делать в ближайшее время, казалось очевидным. Часы болтались на руке нелепым лишним грузом, не давали спокойно жить. У Ретли имелось своё собственное время, которое сейчас показывало половину пятого утра. Значит, нужно было идти. Встреча у Веры Радовой в шесть, а ему ещё ехать через весь город.